…Ну что ж? Еще ли медлишь умирать, Катулл?
Декабрь, 54 г. до н. э.
Иногда я задумываюсь о будущем, Люций-у‑которого-его-нет, увы.
В конце концов, ради кого я изрыгаю эти поэмы? Уж во всяком случае, не ради Клодии: ее едва ли интересует то, что я пишу о ней, если только она не видит мои стихи нацарапанными на стене бани, когда проходит мимо, спеша на свидание. Вот тогда, конечно, она вынуждена читать их, хотя давно забыла, что такое краснеть.
Я уверен, что она думает про себя: «Катулл? Ах да, молодой писака из Вероны! На что он еще годится? Давненько я его не видела».
И она попытается отыскать воспоминания обо мне в ворохе осенних листьев, которыми забита ее голова, – потому что именно такими я представляю себе ее достопамятные любовные интриги: сухими, гниющими, истончившимися, легкими, как дымка, нескончаемыми и несчетными, – а потом думаю о тех листьях, коим еще предстоит упасть свежими и полными соков на мягкую кучу… И о том, что она, быть может, еще пришлет за мной своего слугу. Но, пожалуй, мои надежды тщетны. Скорее всего, она, по своему обыкновению, оставит меня терзаться неизвестностью, словно одну из летучих мышей в ее пещере, сохраняемой до лучших времен, если таковые наступят.
Я никогда не признавался тебе в этом, но, когда Целий бросил ее, я отправился к нему.
– Я помог тебе в истории с воробьем, – заявил я ему напрямик, – так что теперь ты расскажешь мне, как излечился от нее.
Но он лишь с жалостью взглянул на меня.
– Я более не пишу о ней. Не думаю, что ты готов пойти на такую жертву, друг мой.
Он прав. Я так сильно люблю ее, что неспособен испытывать иные чувства. Я словно выбираюсь из яйца: все силы ушли на то, чтобы проделать первую маленькую дырочку в скорлупе, сквозь которую я безнадежно взираю на свободу, слушая, как замирает в груди дыхание.
Я склонен полагать, что такие, как Клодия, будут существовать всегда, подобно тому, как будут всегда существовать и матери. Бедные мужчины будут без конца бегать от одной груди к другой. Может быть, появятся новые машины, которые изменят нашу жизнь, так что мы станем бегать быстрее, но какой прок от