…Вот до чего довела ты, Лесбия, душу Катулла, Как я себя погубил преданной службой своей! Впредь не смогу я тебя уважать, будь ты безупречна, И не могу разлюбить, что бы ни делала ты.
Теперь я знаю, что потревожило наш сон давеча ночью.
Сегодня я ходила на Риальто, а там все только и говорят, что о жене еврея, моего еврея, того самого, что спас меня.
Говорят, что ее схватили и бросили в темницу, выдвинув против нее ужасные обвинения, которые не передать словами, ведь она оказалась и ведьмой, и шлюхой, и творила такие деяния, о которых и говорить-то страшно, потому что воздух может почернеть, а вороны могут выклевать вам глаза.
Но кто знает, правда ли это? Она родом не из этого города, к тому же еврейка, так что любой может затаить на нее злобу… Но, как говорится, дыма без огня не бывает, верно?
Как странно, что у моего собственного еврея оказалась жена-проститутка. Он кажется мне таким хорошим и чистым, но ведь он тоже занимался с ней любовью, как и все прочие. Я думаю, каково это – совокупляться с женщиной, интимные места которой известны всему миру.
Но потом я вспоминаю те морские прогулки, которые мы с мужем совершали на лодке по ночам, когда наш сын не мог заснуть. Тогда мы видели, как мимо скользят дворы, дорожки и двери – причем каждый дворец наглухо отгородился от мира, словно монахиня, – и только нам, тихонько проплывающим мимо в глухую полночь, с борта лодки открывался такой вид, каким не мог похвастать больше никто в этом городе.
Не исключено, что то же самое произошло с евреем и его женой. Окружающие видели лишь выставленные на всеобщее обозрение открытые участки – и лишь он один знал о существовании той ее части, которую она прятала от всех, никогда не сдавая внаем? И он полагал, что имеет полное право любить ее такой?
Я знаю, что в нем живет любовь и он знает, что она собой представляет. Я уверена в этом.
Но вот какие чувства она испытывала к своему мужу, проделывая с ним то же самое, что и со всеми остальными? Нравились ли ей густые черные волосы, что кучерявятся у него на руках, и смотрела ли она на них, когда он протягивал руку, чтобы погладить ее по щеке? Нравилось ли ей поднимать глаза и видеть его склонившимся над нею, глядящим на нее сверху вниз своим глубоким взором? Мысли эти крутятся у меня в голове, словно пылинки в пламени свечи.