На примере с бюро мы оба поняли, что надо уметь отдавать и брать. Мой муж сумел признать, что сделал ошибку, когда купил и привез его в наш дом. Я же поняла, что в тех письмах, которые он писал мне, не было ничего дурного. Уже в тот момент, когда он спас меня, я знала, что его послания, которые я считала зловещими и угрожающими, были всего лишь неверно истолкованы мною, а ошибочные мысли, которыми мы обменивались, лишь добавили масла в огонь. Это не бюро отравило письма, а мое собственное к ним отношение.
Мой муж научился уважать призраков Венеции. Я же научилась смеяться над ними, правда, при определенных обстоятельствах. Мы оба узнали, что инстинкты – это не полная противоположность разуму, а привидения – не обратная сторона жизни.
Кроме того, мы научились открывать свой мир и сильнее любить своих друзей. Для души плохо, когда она заперта, словно в пузырьке, наедине с единственным человеком, какие бы радуги внутри него ни загорались. Стоит начать холить и лелеять собственные секреты у себя в груди, и они изранят ваше сердце. И, когда что-нибудь идет не так, как иногда случается, нужно, чтобы друзья протянули руку помощи и объяснили вам правду, потому что со стороны виднее.
К нам часто приходят Бруно с Катериной, и Бруно читает нашему сыну поэмы Катулла. Маленький Иоганн, шепелявя, старательно повторяет их, и в его исполнении они звучат так мило и славно. Я очень люблю слушать, как он декламирует стихи о воробье. А ведь Бруно начал писать стихи сам! Он пока еще слишком застенчив, чтобы предложить их публике, но Катерина, краснея, говорит мне, что они – чудесные.
Именно в моем доме Бруно лицом к лицу столкнулся с Рабино, мужем его прежней возлюбленной, и я думала, что встреча эта будет болезненной. На самом же деле они лишь взглянули друг на друга, и в уголке правого глаза у обоих показались слезинки. А потом они молча обнялись, а мы с Катериной заплакали, она – изящно и тихо, а я – шумно.
Теперь Бруно помогает Рабино записывать все сведения о чуме, которая время от времени приходит в наш город, в надежде, что характер вспышек эпидемии когда-нибудь подскажет что-либо полезное. Рабино, в свою очередь, навещает Джентилию на Мурано, где ее содержат, а потом рассказывает Бруно о прогрессе в ее исцелении, который идет медленно, но надежда на благоприятный исход остается. Она никогда не сможет жить нормальной жизнью, но, возможно, когда-нибудь перестанет представлять опасность для других. Забота и ласка не дадут ей с прежним ужасным энтузиазмом стремиться к печальному исходу. И, когда Бруно уверяет, что Джентилия просто не понимала, что затеяла, я верю ему. Русалочьи дети, крысы, зашитые в саван, колдовство… Думаю, она чрезмерно увлеклась своими нелепыми страстями, тогда как разум ее повредился от сознания собственной вины. Я‑то знаю, как такие вещи способны изменить цвета и краски мира.