— Но мне кажется... — попытался было возразить Лаурана.
— Поверьте, мы здесь друг о друге всю подноготную знаем, — прервала его вдова Манно. — Вы, известное дело, занимаетесь своими книгами да уроками, — с легким презрением сказала она. — У вас нет времени интересоваться чем-либо другим, но мы, — тут она обратилась за подтверждением к старой синьоре Лаурана, — мы-то знаем.
— Разумеется, знаем, — подтвердила синьора Лаурана.
— И потом, я училась с Луизой, женой Рошо, в одном колледже... Ну, скажу я вам, это штучка!
«Эта штучка», за которой, по словам вдовы Манно, водилось в пансионе множество всяких грешков, сидела сейчас напротив Лаураны в затененной плотными гардинами комнате, как это и подобает дому, где царит траур. Знаки траура виднелись повсюду, даже зеркала были затянуты черным крепом. Но убедительнее всего говорила о трауре увеличенная до натуральных размеров фотография самого Рошо. Фотограф из районного центра заретушировал черной тушью костюм и галстук покойного, ибо по его эстетическим понятиям и покойники, портреты, которых он увеличивал, должны были «носить по себе траур». При свете маленькой свечи горькая усмешка в углу рта, усталый, умоляющий взгляд придавали покойному вид бродячего актера, загримированного под призрак.
— Нет, он мне об этом не говорил, — ответила Луиза Рошо на вопрос, не знала ли она, в какое именно место муж собирался на охоту. — Потому что я, по правде говоря, не одобряла его охотничью страсть, да и приятели его были мне не по душе. Нет, я, конечно, ничего не знала, у меня было лишь предчувствие, смутная догадка... И злой рок, увы, подтвердил мои самые худшие опасения, — с глубоким вздохом, почти со стоном сказала она и поднесла платок к глазам.
— Это судьба. А с судьбой разве поспоришь? — желая утешить вдову, сказала синьора Лаурана.
— Да, верно, это судьба, но поймите сами... Когда я вспоминаю, как мы были счастливы, как спокойно, мирно, без всяких забот и даже мелких размолвок мы жили... Да простит меня господь, тогда мною овладевает отчаянье, полное отчаянье...
Она опустила голову и беззвучно заплакала.
— Не надо, не надо так отчаиваться, — остановила ее синьора Лаурана. — Вы должны положиться на волю божью, излить ему свои страдания.
— Да, уповать на великую доброту Христа, так говорит и мой дядюшка каноник. Посмотрите, какую чудесную иконку с изображением сердца Христова он мне принес!
Она показала на висевшую за спиной синьоры Лаурана картинку.
Старуха повернулась. Поспешно отодвинула стул, словно она совершила святотатство, и, послав воздушный поцелуй изображению Христа, воскликнула: