— Видите, до чего я дожил? — сказал профессор, протягивая ему руку. — Должен слушать «Божественную комедию» в его исполнении.
Можно было подумать, что актер стоял рядом, а у профессора были свои причины глубоко его презирать.
— Я бы предпочел, чтобы Данте мне читал двенадцатилетний внук, служанка или швейцар, но у них другие дела.
За парапетом террасы в горячем сирокко сверкал Палермо.
— Чудесный вид, — сказал старый профессор и уверенно показал рукой, — вон там Сан Джованни дельи Эремити, Палаццо д'Орлеан, королевский дворец. — Он улыбнулся. — Когда десять лет назад мы поселились в этом доме, я видел чуть получше. Теперь я вижу только свет, да и то словно далекое белое пламя. К счастью, в Палермо света много. Но что проку говорить о наших недугах... Значит, вы были другом моего бедного сына?
— Да, в гимназии и в лицее, потом он поступил на медицинский факультет, а я — на филологический.
— На филологический? Так вы преподаватель?
— Да, преподаю итальянский язык и историю.
— Представьте себе, я жалею, что не стал специалистом по литературе. Сейчас я по крайней мере знал бы наизусть «Божественную комедию».
«Ну, это у него пунктик», — подумал Лаурана.
— Но вы в своей жизни сделали много больше, чем те, кто читает и комментирует «Божественную комедию».
— Вы думаете, что моя работа имела больше смысла, чем ваша?
— Нет. Но то, что делаю я, способны делать тысячи людей, а вот возвращать зрение слепым могут лишь немногие — десять-двадцать человек в мире.
— Чепуха, — сказал профессор и, как видно, задремал. Затем внезапно спросил: — А мой сын, каким он был в последнее время?
— Каким был?
— Я хочу сказать, нервничал ли он, проявлял признаки беспокойства, озабоченности?
— Нет, я этого не замечал. Но вчера, беседуя с одним приятелем, который виделся с ним в Риме, я припомнил, что он в последнее время действительно немного изменился. Но вы-то почему об этом спрашиваете?
— Потому что и мне он показался не таким, как всегда... Простите, но вы сказали, что какой-то человек встречался с ним в Риме?
— Да, в Риме, за две-три недели до несчастья.
— Странно. А этот человек, случайно, не ошибается?
— Нет, не ошибается. Он был нашим товарищем по школе. Теперь он депутат парламента, коммунист. Ваш сын ездил в Рим специально, чтобы встретиться с ним.
— Встретиться? Странно, очень странно... Не думаю, чтобы у сына была просьба к нему, хотя коммунисты в определенном смысле тоже стоят у власти. Куда легче добиться протекции от тех, других, — он показал пальцем на Палаццо д'Орлеан, резиденцию Областного собрания. — А те, другие, были у сына под боком, в самом доме. И, насколько мне известно, люди довольно-таки влиятельные.