Однако разговор о синьоре Рошо тяготил его, смущал и вообще вызывал самые противоречивые чувства. Он был возмущен и одновременно захвачен им. Не раз ему хотелось уйти или выразить свое негодование, но бесстыдство их суждений, смутная тревога, нечто похожее на ревность удерживали его. Когда закончилась эротическая интерлюдия, разговор возвратился к теме «претендентов на престол». В эту категорию, по мнению коммендаторе Церилло, входили холостяки от тридцати до сорока лет, представительные, мягкого нрава и, конечно, с дипломом в кармане, могущие с успехом претендовать на постель и богатства вдовы Рошо. Нашелся один, кто, скорее из любезности, чем по убеждению, назвал имя Лаураны, но тот, покраснев, словно ему сделали комплимент, робко запротестовал.
Спор разрешил дон Луиджи Корвайя.
— Что это вы так далеко ищете? — воскликнул он. — Когда синьора решит вновь выйти замуж, то муж у нее есть, можно сказать, под боком.
— Кого вы имеете в виду? — грозно вопросил полковник, готовый, казалось, обрушить громы и молнии на счастливого избранника.
— Кого? Да конечно ее кузена, нашего любезного друга Розелло. — Дон Луиджи никогда не забывал причислить к своим друзьям тех, на кого изливал всю свою желчь.
— Эту церковную мышь? — буркнул полковник и, желая выразить все свое презрение, плюнул, с обычной меткостью угодив в белую эмалированную плевательницу, стоявшую на расстоянии трех метров.
— Вот именно, — улыбнулся дон Луиджи в восторге от собственной прозорливости. — Вот именно.
Эта же мысль уже несколько дней подряд мучила Лаурану. Он пришел к выводу, что именно здесь кроется главная и единственно возможная причина убийства. А теперь дон Луиджи Корвайя из любви к сплетням и злословию пришел к тому же. Вот только тот факт, что Рошо пытался нанести удар тайком через депутата-коммуниста, не вписывался в картину преступления, вернее, оставался темным, загадочным пятном в самой картине. Тут могло быть две гипотезы: либо Рошо застал жену и ее кузена, как пишется в полицейских протоколах, на месте преступления, либо Рошо лишь подозревал, хотя и с известным основанием, об их любовной интриге. В первом случае поведение Рошо представлялось Лауране довольно-таки странным: он увидел все своими глазами, хладнокровно объявил любовнику жены, что намерен погубить его, затем повернулся и ушел. И вот, готовя свою месть, он продолжает поддерживать вполне вежливые отношения с человеком, которого ненавидит. Во втором случае трудно объяснить, каким образом Розелло удалось узнать о намерениях Рошо. Впрочем, тут вполне правдоподобна и третья гипотеза: Розелло всячески увивался за ни в чем не повинной синьорой Рошо, и она сказала об этом мужу или он сам догадался. Но тогда Рошо, твердо убежденный в верности жены, ограничился бы тем, что круто изменил либо вообще порвал отношения с Розелло. Его терпимость и снисходительность к человеческим слабостям не могли перед лицом несостоявшегося, а значит, и не такого уж страшного оскорбления мгновенно смениться злобой и жаждой мести. Следует, однако, учесть, что к депутату он отправился лишь для того, чтобы позондировать почву — узнать, готов ли тот поднять скандал в парламенте. Рошо еще не принял решения прибегнуть к мести и даже откровенно признался депутату, что сначала должен решить для себя, открыть ли ему все или нет, в зависимости от...