— Дневник, он вел дневник?
— Да, толстую тетрадь, которую фармацевтические фирмы обычно дарят врачам... Каждый день, начиная с первого января, муж в трех-четырех строках своим неразборчивым почерком записывал все, что считал достойным внимания. Больше всего он писал о нашей дочке. Но вот с начала апреля он стал писать об одном человеке, не упоминая его имени.
— Не упоминая имени? — с едкой иронией переспросил Лаурана.
— Да, но и так нетрудно было понять, кого он имел в виду.
— А, нетрудно понять... — многозначительно протянул Лаурана, намекая, что он готов поддержать шутку синьоры, но не более того.
— Да, совершенно точно и не рискуя ошибиться. Речь шла о моем кузене.
Этого Лаурана не ожидал. У него перехватило дыхание, он судорожно глотнул воздух.
— Я делюсь с вами, — продолжала синьора Луиза, — потому что знаю, какая тесная дружба связывала вас с мужем. Но обо всем этом никто не знает и не должен знать, пока у меня в руках не будет доказательств. Сегодня я приехала сюда именно по этому делу... У меня возникли кое-какие подозрения.
— Но значит... — воскликнул Лаурана.
— Что значит?
Он хотел сказать, что значит, она невиновна и абсолютно непричастна к преступлению, в котором он несправедливо ее подозревал. Но сказал, густо покраснев, совсем другое:
— Значит, вы не верите, что ваш муж был убит только потому, что оказался вместе с аптекарем?
— Честно говоря, я в этом не убеждена, но возможно, так и было... А вы?
— Я?
— Вы сами-то уверены?
— В чем?
— В виновности моего кузена и в том, что бедняга аптекарь тут ни при чем...
— Видите ли...
— Прошу вас, не скрывайте от меня ничего, ничего. Я так нуждаюсь в вашей поддержке, — печально сказала синьора, с нежной мольбой глядя ему в глаза.
— Твердой уверенности у меня нет. Считайте, что у меня есть подозрения, и, скажем прямо, довольно серьезные... Но вы... вы в самом деле готовы действовать против вашего кузена?
— А почему бы нет? Если в смерти мужа... Но мне нужна ваша помощь.
— Я целиком в вашем распоряжении, — пролепетал Лаурана.
— Прежде всего, вы должны обещать мне, что не расскажете никому, даже вашей матери, то, о чем я вам сейчас сказала.
— Клянусь.
— Потом мы вместе обсудим все, что вы знаете, и что я надеюсь узнать сегодня, и тогда уж наметим линию действий.
— Однако тут нужны предусмотрительность, осторожность, одно дело иметь подозрения...
— Сегодня, я надеюсь, все разъяснится.
— Но как?
— Сразу, в двух словах, не объяснишь, да это было бы и преждевременно... Я пробуду здесь до завтрашнего вечера... И если вы не возражаете, мы могли бы встретиться. Где бы я могла с вами встретиться завтра вечером?