- Почему Ирина решила, что это я? - глухо спросила.
- Может, она заметила то, чего никак не хочешь замечать ты? - мягко проговорил Зепар, и в один момент я оказалась вздернута в воздух, а потом снова водружена на место, только теперь лицом к нему. От этой новой, еще более непристойной позы у меня даже уши покраснели. Еще и пришлось уцепиться за талию архидемона, чтобы не свалиться вниз.
Он же медленно проводил едва уловимыми касаниями по моим щекам, завораживая полным внутреннего тепла взглядом.
- Я ведь говорил, что ты единственная, к кому я испытываю сейчас чувства. Так почему все еще считаешь, что ты для меня лишь игрушка?
- Может, потому что понимаю то, чего не хотите понимать вы, - чувствуя одновременно горечь и томление внутри, произнесла я. - Вы так ухватились за меня из-за того, что только со мной можете по какой-то причине ощутить хоть что-то. Вот и все. И полагаете, я должна радоваться роли эмоциональной подпитки? Еще и в восторг от этого приходить? Мне придется оставаться рядом с вами, но не нужно обманывать ни меня, ни себя. И говорить, что тут нечто большее.
- Огонек, - он покачал головой, - иногда ты слишком много думаешь и все усложняешь.
И не позволяя ничего ответить на это возмутительное заявление, властно накрыл мои губы, сминая вялое сопротивление, и с силой притянул к себе. Практически впечатал в собственное тело, почти лишая способности дышать. Его пальцы зарывались в волосы, запрокидывая мою голову, а губы творили нечто невообразимое, то лаская, то практически терзая мой бедный рот.
Жадный, неистовый, упоительно-страстный поцелуй сводил с ума, мешал хоть что-то соображать и лишал малейшего желания сопротивляться. Не успела я опомниться, как уже сама не менее жадно отвечала на него, еще больше углубляя, не желая отрываться от губ мужчины. Не знаю, каким чудом все-таки удавалось еще дышать и вообще осознавать себя. Я почти растворилась в его поцелуях, прикосновениях, обжигающем тепле его тела. Возбуждение еще больше усугублялось от того, что мы с ним сейчас парили на пугающей высоте, и опорой служило лишь крылатое чудовище, несущее куда-то в лишь ему известном направлении. Но сейчас это казалось совершенно неважным. Ощущение реальности почти исчезло, заставляя и разум парить в невесомости, туманя его и желая отключить напрочь.
Не знаю, сколько длился этот безумный поцелуй, состоящий из множества других: то кратких и нежных, то глубоких и страстных до дрожи во всем теле. К тому времени как Зепар, наконец, отстранился, я уже находилась в абсолютно невменяемом состоянии и могла лишь тяжело дышать и смотреть в прекрасное лицо мужчины затуманенными, наверняка совершенно дикими глазами. Он слегка улыбался, обводя пальцами контуры моих распухших губ.