– Все мы грешники, – торопливо перебил Виллибальд, – и не оправдываем ожиданий Господа.
– И ты тоже? А твоя была рыжеволосой? – спросил я и рассмеялся при виде его смущения. – Рад тебя видеть, отец. Итак, что привело тебя из Эксанкестера в Лунден?
– Король, Господь его благослови, нуждается в обществе старых друзей, – ответил Виллибальд и покачал головой. – Дела у него совсем плохи, Утред, совсем плохи. Молю тебя, не говори ничего, что может его расстроить. Он нуждается в наших молитвах!
– Он нуждается в новом зяте, – угрюмо проговорил я.
– Господин Этельред – верный слуга Господа, – сказал Виллибальд, – и благородный воин! Может, у него пока нет твоей репутации, но его имя внушает страх нашим врагам.
– Да ну? – спросил я. – И чего же они боятся? Умереть от смеха, когда он снова на них нападет?
– Господин Утред! – снова пожурил меня Виллибальд.
Я засмеялся и последовал за ним в окруженный колоннами зал, где собрались таны, священники и олдермены. Это не было официальным витенагемотом, королевским советом, на котором дважды в году встречались великие люди, чтобы давать советы королю, но почти каждый присутствовавший здесь человек входил в состав витана. Одни явились изо всех уголков Уэссекса, другие из Южной Мерсии – всех их призвали в Лунден, чтобы оба королевства поддержали решение Альфреда, что бы король ни решил.
Этельред уже находился в зале. Ссутулившись, не глядя никому в глаза, он сидел в кресле под помостом, на котором должен был восседать Альфред. Люди избегали Этельреда, все, кроме Алдхельма, который присел рядом с его креслом и нашептывал ему в ухо.
Альфред появился в сопровождении Эркенвальда и брата Ассера. Я никогда еще не видел короля таким осунувшимся. Одной рукой он держался за живот – вероятно, болезнь его обострилась; но я сомневался, что болезнь углубила его морщины и сделала его взгляд таким тусклым, почти безнадежным. Волосы его поредели, и я впервые увидел, что он старик. В тот год ему исполнилось тридцать шесть.
Альфред занял свое кресло на помосте, махнул рукой, показывая, что люди могут сесть, но ничего не сказал.
Короткую молитву предстояло прочесть епископу Эркенвальду. Потом епископ попросил высказаться любого, у кого имеются предложения.
Они говорили, и говорили, и говорили.
Им не давала покоя загадка – почему из лагеря в Бемфлеоте не пришло никаких посланий. Шпион доложил Альфреду, что его дочь жива, с ней даже обращаются с уважением, как и предполагал Эркенвальд, но от Зигфрида не прибыло ни одного гонца.
– Он хочет, чтобы мы умоляли, – предположил епископ Эркенвальд.