— Смотрите, какие фокусы, — удивился сын, увидев меня. — Одна хвостом клюнула об крючок!
— Хвостом?! Уж-жасно интересно, как это она перепутала. Но заканчивайте, на строганину хватит. И пошли, я покажу вам «фокус» похлеще.
Они замерли на «первобытном стойбище». Потом сын тихонько сказал:
— Почти как у Робинзона Крузо…
Я вспомнил рисунок к эпизоду, в котором знаменитый отшельник находит место пиршества дикарей. Да, похоже.
И опять мы стояли молча довольно долго. Затем я, уже на правах гида, повел их по «кругам» этого «пиршества».
— Зачем люди стреляют в бутылки? — спрашивал сын.
— Что же теперь будет с этой речкой? — жалостливо вздыхала жена. — И долиной? Такой хороший закуточек гор. И зачем эти зверушки и рыбки тут поселились…
— Смотри-ка, до чего дожили, — удивился я. — Непроизвольно начинаем жалеть, если понравившийся уголок Земли богат: ведь в лучшем случае его ограбят, а в худшем — вообще убьют…
Осмотрев стойбище, прошли немного по следам. В одном месте, на уходящей к горняцкому дому дороге, из снега торчали пустые бутылки, две краюхи высохшего хлеба, полиэтиленовый пакет с заплесневевшим куском сливочного масла. Беда на Руси с хлебом. Хоть карточки вводи. Утеряна цена…
— Как же нам связаться с поселком? — нарушила молчание жена. — Может, с Желтой кто услышит?
Пуфик весело бежал впереди, а мы шагали следом по крепкому, насту на скате сопки Желтой. Я в нескольких местах пытался пробить его прикладом карабина, но безуспешно. Поработали осенние пурги и туманы на совесть, и наст был в том состоянии, когда берут его только, топор да ножовка. Пожалуй, можно оставить лыжи, по такому снегу легче в валенках…
Неожиданно сын остановился:
— Смотрите, как Пуфик уши вытаращил!
Пес застыл в напряженной позе, поджав переднюю лапу и вытянувшись в сторону горной гряды справа. А его шелковые болоночьи уши стояли торчком! Только кончики чуть загибались. Это было невиданное зрелище!
— Вон, вон! — замахала жена рукой в сторону сопки, на которую нацелился Пуфик. Там, высоко, почти под самой верхушкой, по крутому склону бежали звери. Много, больше десятка.
— Олени-дикари? — подумал я вслух и машинально просчитал: — Восемь… двенадцать… пятнадцать.
— Они же все белые, — возразила жена. — Не олени, не олени!
— Бараны! Снежные бараны!
— Рога прямо колечками! — оторвавшись от бинокля, подтвердил сын. — В нашу сторону скачут. Людей, что ли, не видели?
Да, по склону бежало стадо снежных баранов. Впереди крупный вожак, за ним плотной цепочкой, насколько позволяла тропа, самки с детьми, а далеко сзади еще один большущий баран, еще крупнее вожака, только с опавшими боками, тощий, с какой-то раздерганной шерстью. Старик, кажется. Да, судя по огромным рогам — бывший вожак. Изгнан молодым, более сильным, однако держится у стада. Знает, что один погибнет сразу. Дикий мир жесток к одиночкам.