Скольких ни спрашивал Ардин, никто из его знакомых не видел снов. Хотя эта особенность не оказалась такой уж необычной. Психолог сказал, это отклонение иногда встречается и посоветовал не доверять картинкам. Это хаотические всплески подсознания, уверял он. Врач убеждал сделать операцию, чтобы навсегда избавиться от снов. И какое-то время Ардин всерьёз раздумывал над его предложением.
Ему нравилось смотреть цветные картинки и быть их участником. Но радость и довольство были скоротечными. Всякий раз сон превращался в кошмар.
Кошмар… — Ардин не мог подобрать иного слова для того, что происходило. Через несколько минут… или часов? сна он начинал ощущать нечто вроде клетки вокруг себя. Яркий, пёстрый мир, полный звонких голосов и загадочных шумов, отдалялся. Его и Ардина разделяла сначала невидимая, прозрачная, невесомая преграда, но постепенно она уплотнялась, утяжелялась, мутнела.
Отдых превращался в мучение. В реальности он в это время метался и сжимал кулаки. Кошмары бывали разной интенсивности, когда-то дело ограничивалось слабым, исчезающим ощущением невидимой преграды, когда-то Ардин изнемогал под ее тяжестью. В самых худших снах преграда обретала пластиковый холодный вид и сжималась со всех сторон. Ардин пытался сорвать её и сдирал… вместе с собственной оболочкой. Отрываемые детали костюма изнутри были кровоточащим мясом. Он добирался до металлической коробки под корпусом и рвал ее, будто она была из бумаги, и из трещин в железе лилась кровь. В конце концов, от джийанина оставался один пульсирующий дикой болью светящийся шар. Капсула — душа…
Из-за этих кошмаров Ардин сначала согласился с доктором. Но в день операции не явился в манипуляционный зал клиники. Он передумал избавляться от ненавистных кошмаров, потому что нашёл в них нечто будоражащее. Видения о преграде, постепенно уменьшающейся до размеров его тела, были символом. Страшным, но всего лишь символом. Подсказкой. Нужно было найти то, что стояло за ним. То, что вызывало ужасные видения. А те, после того, как Ардин установил их символичность, стали злее. Теперь он ощущал себя в скорлупе, плотно приставшей к костюму. Нет, скорлупа и была его костюмом: стискивала, сдавливала, а если он пробовал сопротивляться, внезапно становилась очень горячей. Он кричал, звал на помощь, но никто не отзывался. Кипящий пластик и металл и были всем миром. Они растекались по телу и застывали, превращая утратившего от дикой боли разум, задыхающегося от вони горящей органики Ардина в нелепую статую.
Странные сны! Джийанам открыта вся Вселенная. Для них нет удивительных миров, удивительных космических объектов. Они умеют гасить звёзды и зажигать новые. Они строят корабли, размером ненамного уступающие малым планетам. В родной галактике у них нет достойных соперников среди разумных рас, все огоньки разума находятся под их контролем. Они избавлены от страхов и сомнений. Они свободнее мысли, свободнее света, и то не пусто-пафосные слова, все действительно так. Откуда тогда ему, джийанину, приходят сны, где он слаб, жалок, где ему больно, где ему страшно? Откуда это страннейшее ощущение, что он чужой во Вселенной, принадлежащей их расе? Что эта оболочка, носящая его дух, чужая? от рождения чужая?