— Абсолютно, Владимир Владимирович, — ответил Лукашенко, — я верю им как себе!
— Даже если они сейчас узнают, что через год наступит конец света, — хитро усмехнулся Путин.
— Даже так, Владимир Владимирович, — подтвердил Лукашенко.
— Что ж, вы сами так решили, — загадочно сказал российский президент, останавливаясь метрах в двадцати от лежащего на земле диска, — Смотрите, коллега…
Воздух над диском подернулся голубоватым сиянием, потом над его центром, метрах в полутора над землей появилась добела раскаленная точка, постепенно превратившаяся в сияющий шар, размером чуть крупнее теннисного мяча. Хлоп! И перед президентами и их спутниками распахнулось нечто вроде круглого окна-иллюминатора метров двух в диаметре, ограниченного тонкой светящейся окантовкой. Несмотря на царящую вокруг зиму, за окном был то же Барановичский аэродром, в общих чертах пейзаж совпадал, как внутри окна, так и за его пределами. Только там вместо холодной зимы было жаркое лето, и клубились в небе высокие кучевые облака. Но не это было самым поразительным. Там за окном не было бетонных взлетно-посадочных полос, куда-то исчезли бетонные капониры и стоящие в них Су-27. Вместо этого на зеленой траве грунтового аэродромы рядами выстроились краснозвездные курносые бипланы с характерным изломом верхней пары крыльев. С треском, напоминающим шум работающей швейной машинки-переростка, один из них шел на взлет.
— Что это, Владимир Владимирович? — вполголоса спросил Лукашенко, у которого неожиданно перехватило горло.
— Это, Александр Григорьевич, аэродром в Барановичах, — ответил российский президент, — Да-да, тот самый, на котором мы сейчас с вами находимся. Только там, за темпоральным барьером, 5 июля 1940 года. Мы видим самолеты типа И-153 «Чайка», базирующегося на этом аэродроме 129-го истребительного авиаполка Белорусского особого военного округа.
— Это, как ее, голограмма? — цепляясь за осколки рушащегося мира, с оттенком надежды в голосе спросил Лукашенко, уже понимая, что мир вокруг него безвозвратно изменился.
— Почему голограмма? — деланно удивился Путин, всем видом показывая, что ради такой ерунды, как обычная голограмма, он не стал бы беспокоить своего занятого коллегу, — Это дверь в самое настоящее лето сорокового года.
В подтверждение своих слов российский президент набрал на обочине взлетной полосы немного снега, скатал его в снежок и с силой запустил им в самую середину межвременного окна. Комок снега из 2017 года пересек невидимую границу, разделяющую два времени, и упал метрах в пяти по ту сторону, при этом по «зеркалу времени» пробежала легкая рябь и раздался чуть слышный звон.