Ваша ученица,
Фейра Адалет бинт Тимурхан Мурад
Хаджи Муса скомкал записку и радостно прижал её к сердцу, затем снова нагнулся, чтобы собрать кости. Череп был полон земли; он стукнул им по полу – не совсем почтительно – и что-то выпало с металлическим звоном. Он смахнул землю и поднёс это к свету, глаза его были не те, что раньше. Он прищурился в недоумении, не понимая, что бы это могло значить.
В руках он держал христианский крест.
Палладио дремал почти весь день, это вошло у него в привычку в последнее время. Он прилег на кушетке в своей мастерской, ему было тяжело подниматься по лестнице. Кроме того, он любил лежать там, откуда мог видеть свои рисунки.
Иногда его взгляд останавливался на Леонардо, на Витрувианском человеке, и он вспоминал пору своей молодости, когда протягивал руки с вытянутыми пальцами, чтобы проверить границы собственной геометрии. Иногда он смотрел на чертежи, которые сделал для нового моста Риальто, – скрупулезно выверенные, каждый угол блестяще исполнен и подан на рассмотрение Совету Десяти. Но мосту суждено жить лишь в его воображении и на стене его студии, потому что контракт на новый Риальто отдали другому. Антонио да Понте был моложе и, что того хуже, когда-то считался его учеником.
Палладио утешался мыслями о своей великолепной церкви. Он смутно помнил, как ему рассказывали о Восточном храме, куда паломники вот уже сотни лет стекаются для поклонения на могиле знаменосца пророка. Но он никак не мог вспомнить ни названия храма, ни имени рассказчика.
Когда силы возвращались к нему, он приподнимался на локте и беседовал с Сабато Сабатини, диктуя ему свои последние идеи, пока тот чертил. Иногда они граничили с фантазией – мечтами, которые невозможно воплотить в камне. Когда архитектор бормотал подобные вещи со своей кушетки, Сабато переставал чертить. Чертёжник снимал очки, клал их на стол и вытирал глаза; а Палладио удивлялся, почему тот плачет.
Сегодня был не самый лучший день. Архитектор едва мог приподнять голову. Словно невыносимая тяжесть давила ему на грудь. Он знал имя этой тяжести. Это Смерть, и каждый день она становилась тяжелее.
Солнце стояло низко, свет слепил ему глаза; и когда две фигуры заслонили окно, он обрадовался. Они были одеты почти одинаково, в тюрбанах и длинных одеждах, но одна принадлежала юноше, а другая – девушке. Ему показалось, что они привиделись ему во сне, так что он мог спокойно улыбнуться им, даже если они неверные. Тяжесть на его груди полегчала.
Девушка протянула ему руку, как когда-то он протянул руку ей. «Иди и смотри», – сказала она.