После его доклада на научной конференции пошли меж генштабистами горячие споры: почему мы многие десятки лет не знали, что такое «внутренние военные конфликты»? А как только демократий с суверенитетами нанюхались, схватились за оружие. Кавказ вон уже который год кровавой юшкой умывается…
Седые генералы-отставники слушают петушиные споры молодых, вздыхают и негромко говорят:
— Был сильным Союз — была тишина на Кавказе.
И спор разгорается с новой силой. Некоторые слишком ершистые полковники начинают твердить, что, мол, тишина эта была обманчивой — тоталитарная власть не уничтожила, а лишь затолкала «джинна сепаратизма в кувшин»…
Тогда отставной генерал Ксенофонт Казейкин спросил:
— Так что же, по-вашему, лучше: обузданный сепаратизм или разнузданная резня?
«Был сильным Союз — была тишина на Кавказе»…
Нет более идиотского положения для армии, когда меняется власть в государстве, которое каждый военный человек однажды дал Присягу защищать, «не щадя жизни». Нет более омерзительного состояния офицерской души, чем то, когда ему приходится против собственной воли отступать от единожды данной торжественной клятвы. Когда летом 1992-го в Генштабе стали распространяться слухи, что нам придется принимать новую, российскую Присягу, глухой раздраженный ропот пополз по арбатским кабинетам. Эта бредовая затея была похожа на попытку узаконить предательство. В связи с этим родилось тогда жутко уродливое слово «переприсягнуть». У нас будто хотели забрать старую икону, а вместо нее подсунуть новую. Но, слава Богу, до этой процедуры принудительной офицерской проституции не дошло. Хотя некоторым нашим высшим генералам очень хотелось, чтобы вслед за ними и вся армия официально «переприсягнула» новой власти. И особенно — президенту.
В Минобороны и Генштабе всегда есть люди, которые часто теряют меру в подобострастном услужении «верхам». И это иногда принимает формы такой изощренной глупости, которая начинает граничить с маразмом…
Мы перестали быть солдатами «империи», армия которой в одну ночь прекратила существование вместе с Союзом. Три бокала с кипящим Советским шампанским нехотя звякнули в Беловежской пуще над договором о «тройственном союзе», на котором еще не просохли чернила.
Бывают в Истории такие моменты, когда сливаются воедино счастливый миг рождения и черная печаль похорон.
Для трех политиков был торжественно-величальный звон хрустальных бокалов. Для военных — трагическое предвестие кончины почти четырехмиллионной армии. С этим поражением не хотелось, но приходилось мириться.