Однажды со мной случился малообъяснимый бзик: я записал на магнитофон трогательное письмо незнакомке и отослал его из своей дальневосточной дыры в бывшую украинскую столицу. Через некоторое время пришел такой же ответ: юный и бархатистый голосок наполнял мою «сборно-щелевую» каморку злющими морозными ночами.
Волчья тоска выжигала мою холостяцкую душу. Сквозь толсто обмерзшие оконные стекла угадывался желток яркой луны, зависшей над пустынным пространством Зейско-Бурейской равнины. Одиночество. Холод. Дым двадцатой сигареты, поседевшая инеем лейтенантская шинель поверх одеяла и девичий голосок такой нежности, которая даже у памятников заставляет учащенно биться сердца…
Свой обшарпанный магнитофончик с ее голосом я таскал даже на учения, где, забравшись в боевое отделение штабной машины, подключал к питанию и слушал новые письма.
…Весной она встречала меня с электрички на полустанке маленького украинского городишки. Поскольку на фото я видел ее всего лишь до половины, то в тот день меня больше всего тревожило, чтобы она не оказалась толстой или кривоногой (про таких легендарный половой разбойник Свидлевский обычно говорил: «Пьяная собака между ногами пробежит и не зацепится»). Но по этой части все обстояло гораздо лучше, чем можно было себе представить.
С трудом одолев комплекс боевого офицера, в ратных делах утратившего изысканность манер в обращениях с дамой, я испытывал вожделенное чувство человека, которому судьба отвалила невиданный кусок счастья. Я мгновенно пьянел в ее жадных объятиях и сгорал в ее голодной страсти. А смутно мелькнувшее в моем хмельном мозгу подозрение, навеянное потрясающей раскованностью моей суженой в ведении половых игр и сражений, я изгнал простым объяснением «разбуженного настоящей любовью девичьего сердца».
Усталый и пресыщенный счастьем ночных оргий, я садился по утрам за щедрый стол. Будущие тесть и теща опекали меня с тем навязчивым, липким вниманием, которое могло быть только меж страстно желающими породниться людьми. Я не успевал еще после вареников с сыром отведать кусок сала, «засмаженного на соломци», а моя невеста уже зазывно поглаживала под столом своей теплой ножкой мою боевую офицерскую ногу…
И день превращался в ночь…
Потом, еле переставляя ноги от усталости и стараясь не уснуть на ходу, я бродил следом за тестем по его имению и корчил восхищенную рожу, когда он показывал мне машину в гараже, мотоцикл в сарае, свиней в свинарнике, гусей в гусятнике, курей в курятнике… В его погребах бродило в бочках виноградное, яблочное, сливовое и еще какое-то вино. А количество кадушек с солениями чем-то напоминало мне овощной склад нашего мотострелкового полка. Особой гордостью тестя был самогонный аппарат на десять ведер. Поглаживая его пузатые бока, папенька с толстым намеком грустно говорил: