Несмотря на серьезность опасности, грозившей Катону и его товарищам, и такого жуткого холода, что от него немели руки и ноги, его мысли неизменно возвращались к Юлии. Он никак не мог поверить в ее смерть. Боги одарили эту женщину удивительной жизнерадостностью, поразившей Катона с их первой встречи. Она никогда не теряла уверенности и переносила все испытания и опасности не хуже закаленного ветерана. От осады Пальмиры, кораблекрушения у Крита, ее пленения Аяксом – и до унижения в руках восставших рабов.
На мгновение, продолжая слегка раскачиваться в седле, Катон вспомнил ее лицо. Немного тяжелую челюсть, маленький нос, серые глаза и темные брови, часто выгибавшиеся вверх, когда она мягко его дразнила. И темные волосы с треугольником на лбу, спадающие до самых плеч. Он вдруг понял, как сильно скучал по ней, физически и эмоционально. Юлия была стройной, ее груди помещались в его ладонях, а плоский живот с клинышком мягких темных волос неизменно будил огонь в его чреслах. Мягкие и гладкие обводы ее ягодиц имели идеальную форму. Ноги были слегка коротковаты – маленькое отклонение от идеала, одно из немногих, определявших ее безупречность для Катона. Его сердце мучительно сжималось от мысли, что она больше не дышит и он никогда не почувствует ее тепло. Юлия стала такой, как многие из тех, кто помог им обмануть врага, – холодной и неподвижной. Они остались непогребенными, их бросили догнивать – но тело Юлии кремировали, хоть какое-то утешение… Недолгие мысли о ее красоте исчезли – теперь он представлял себе морщинистую кожу, обтягивающую кости, и почувствовал тошноту.
Катон открыл глаза, и его охватила ярость – он увидел, что на несколько шагов отклонился от тропы, едва видневшейся под свежим снегом. Короткое движение поводьев, и его лошадь вернулась на тропу, а он твердо сказал себе, что должен принять факт смерти Юлии. Он знал: она хотела, чтобы он продолжал жить и попытался быть счастливым. Но знал он и другое – так же верно, как то, что солнце встает на рассвете, – что будет вспоминать время, проведенное с Юлией, и в настоящем и возможном будущем в нем всегда будут присутствовать мысли о ней. Ясный весенний день, распускающийся цветок, зеленое сияние новых листьев и крепкие ароматы возрождающейся жизни уже никогда не смогут освежить его душу, как прежде. В ней наступила вечная зима – жизнь замерла под мантией, белой, словно кость, и холодной, как лед, и безжалостный ветер потери навсегда унес доступные ему радости. И ничто не сможет это изменить.
– Командир!
Катон поднял голову и заморгал. Рядом с ним остановился Мирон, показывавший вперед. Там, на расстоянии примерно в милю, префект увидел хвост растянувшегося по просторам зимнего ландшафта римского войска. Фургоны окружали пехотинцы, солдатам приходилось подталкивать колеса повозок, застревавших в неглубоких выбоинах. Кавалерия патрулировала колонну со стороны суши, берег оставался по другую руку. Часть всадников ускакала вперед, на разведку. Катон напряг глаза, стараясь увидеть, что происходит дальше, на востоке, там, где армия искала спасение. Однако в глубине души он уже считал себя мертвым и сейчас просто смотрел на тысячи людей, которые скоро разделят его судьбу в реальности.