– Какой восхитительный рисунок! Вы сами…
– Конечно, нет. – Элис чуть не рассмеялась. – Это нарисовал друг семьи, Дафид Ллевелин.
– Писатель, – удовлетворенно кивнул Питер, как будто узнал ответ на давно мучивший его вопрос. – Конечно, мистер Ллевелин. Вполне логично.
Разговор ушел в сторону, прежде чем Сэди уточнила время самоубийства Ллевелина. А вдруг он мучился чувством вины не из-за того, что причинил вред Тео, а потому, что не остановил Энтони?
– Ваш отец и мистер Ллевелин дружили? – спросила она.
– Они прекрасно ладили, – ответила Элис. – Отец считал его членом семьи, кроме того, они оба имели отношение к медицине и уважали друг друга как коллеги.
А кроме медицины, припомнила Сэди, у них было еще кое-что общее. Дафид Ллевелин, подобно Энтони, не смог заниматься медицинской практикой после пережитого потрясения.
– Как вы думаете, что вызвало у него нервный срыв?
– Я никогда не спрашивала. И до сих пор жалею: я ведь хотела спросить, он очень странно себя вел перед приемом в канун Иванова дня, но тогда у меня на уме было совсем другое, вот и не успела.
– А кто еще мог знать?
– Возможно, мама, но она бы никогда не сказала. Бабушка знавала Ллевелина в молодости, только выпытать у нее правду было бы настоящим подвигом: они друг друга терпеть не могли. Констанс не выносила слабости и считала Ллевелина недостойным даже презрения. Как она злилась, когда стало известно, что его наградят орденом Британской империи! Все остальные ужасно гордились мистером Ллевелином… Жаль, что он не дожил до вручения.
– Он был для вас наставником, – мягко произнес Питер. – Как мисс Тальбот для меня.
Элис выпятила подбородок, словно отгоняя слезы, если вдруг они посмеют навернуться на глаза.
– Да, до тех пор, пока я не решила, что стала взрослой и больше в нем не нуждаюсь. Такая гордыня!.. Хотя молодые всегда стремятся избавиться от стариков, разве не так?
Питер улыбнулся, как показалось Сэди, печально.
Должно быть, воспоминание побудило Элис к действиям. Она решительно вздохнула и прижала одну ладонь к другой.
– Ладно, хватит. Сегодняшний день не для сожалений, разве только чтобы от них избавиться. Питер, вы принесли снаряжение?
Он кивнул.
– Оставил у передней двери.
– Превосходно. А теперь, может, вы найдете…
– Половицу с завитушкой в виде головы лося? Я готов.
– Отлично.
Не вслушиваясь в разговор о лосиных головах, Сэди взяла письмо Элеонор. Она даже представить не могла, каково прочитать такое откровенное письмо мамы. Словно голос из давнего прошлого донесся до настоящего, чтобы осложнить поиск правды. До Сэди вдруг дошло: надо иметь недюжинную храбрость, чтобы вот так излить свои чувства на бумагу и отдать другому человеку.