— Так точно. Двадцать.
— Но тем не менее в книге учета личного состава записано только девятнадцать вновь прибывших. Вот они, записи. Вот — список, смотрите. Девятнадцать. Получается, что один призывник по пути в часть все-таки исчез. И очевидно, что ответственность за это лежит на вас, Никодимов. Вы наверняка понимаете, чем это вам грозит. Вы уже чувствуете, что пахнет трибуналом!
Прапорщик молчал и хлопал ресницами, ему было жарко, на спине и под мышками расползлись темные влажные круги, а пальцы оставляли сальные следы на бумагах.
— Исчезнувший призывник — Заварзин Андрей Геннадьевич, тысяча девятьсот восемьдесят четвертого года рождения. Помните такого?
«Пристал как банный лист, — думал Никодимов. — Парень где-то соскочил, а мне отвечать. И зачем он вообще понадобился? Небось невелика птица. А были б родители крутые, служил бы где-нибудь в Подмосковье…»
Никодимов всматривался в фотографию Заварзина и не узнавал. Собственно, ничего примечательного в лице Заварзина не было — обыкновенный молодой парень, каких прапорщик видел тысячи. С одной только маленькой поправкой: немногие из этих тысяч терялись по дороге в часть.
Никодимов еще раз отрицательно мотнул головой и шумно сглотнул:
— Разрешите водички?
Турецкий кивнул и придвинул пепельницу:
— Пейте, Никодимов. Пейте, курите, что хотите делайте, но — вспоминайте. — Сам он тоже закурил, встал из-за стола и отошел в единственный затененный угол комнаты, прижался спиной к относительно прохладной, неровно крашенной стене.
Может быть, и не стоило так сильно давить? Измученный духотой и напуганный перспективой трибунала, прапорщик, похоже, совершенно утратил способность соображать. Турецкий бросил на него косой взгляд — Никодимов жадно курил, сигарета мелко подпрыгивала в трясущихся пальцах, а в лице пульсировала такая беспомощность, что насколько уж Турецкий не любил все это воровское прапорщицкое племя, а этого ему на минуту стало жаль. Ему бы водки граммов двести или оплеуху хорошую, чтобы в себя пришел… А с другой стороны, ведь запросто может быть, что комедию ломает, подлец. В этом Турецкий еще все-таки не разобрался. Трибунала-то прапор и правда боится, а вот, что не помнит Заварзина, — врет. Не мог Заварзин исчезнуть без его участия. Не мог — и все!
И участие было сознательным и преступным, поскольку Заварзин мог, конечно, сбежать, мог заболеть и по причине необходимости немедленной госпитализации быть снятым прямо с поезда, мог стать жертвой несчастного случая и даже погибнуть. Но ни о каких чрезвычайных происшествиях на маршруте Никодимов командованию части не докладывал. И самое главное, пропал не только призывник, но и сопроводительные бумаги. Поверить в то, что их у Никодимова выкрали так, что он об этом даже не догадался, было бы верхом наивности.