Кукушкин был вял, бледен и едва стоял на ногах; на ресницах намерзли слезы.
— Еле нагнали! — посетовал Беляев.
— Миша, тебя шо, лопастью ударило?
Тот покачал головой и признался:
— Не могу я так больше. Я скоро сдохну на этой замороженной туше… Вы это понимаете или нет?..
— Ты до куда собрался-то, родной? — вздохнул Банник и, подобно медведю, приобнял щуплую фигуру пилота. — Здесь на тыщу верст вокруг — ни души.
— Все равно. Лишь бы подальше от «Громова».
— Звиняй, на это мы пойтить не могем. Хочешь помереть — милости просим, — ласково сказал второй помощник. Но при этом погрозил указательным пальцем: — Но только не в мою вахту.
Внезапно «тихое помешательство» Кукушкина перешло в другую фазу.
— Да пошло оно все! — Он стал вырываться из крепких объятий. — И этот ваш дрейф! И Антарктида! И ледокол!..
Извернувшись, он освободился от рук моряков и побежал в сторону вертолетной площадки.
— Пущай бежит, — усмехнулся Банник, нехотя следуя за остальными. — Никуда он от нас не денется…
Домчавшись до вертолета, тот запрыгнул в кабину и быстро защелкал тумблерами.
Вновь завыл стартер-генератор; качнувшись, лопасти дружно двинулись по кругу…
— Да пошло оно все куда подальше! — повторял Кукушкин, машинально открывая стоп-кран и запуская секундомер.
Михаил вообще не понимал, с какой целью выполнял очередную попытку запуска. Надежд на починку двигателя в походных условиях не осталось, ведь глубокими знаниями, необходимыми для этого, он не обладал.
Программа цикла запуска продолжала отрабатывать, но топливо не воспламенялось. Тонкая стрелка на часах отмерила 30 секунд; автоматика запуска должна была вот-вот отключиться.
— Пошло оно все! И этот кусок металлолома тоже! — Кукушкин что было сил заехал ногой по основанию приборной доски.
Подошедший к Ми-2 Банник распахнул правую дверцу:
— А ну вылезай, пока не разнес казенную технику!
— Отстаньте от меня все! — продолжал тот бушевать, уродуя носком теплого ботинка ни в чем неповинную приборную доску.
Вдруг после очередного удара со стороны правого борта вертолета послышался нарастающий гул.
Пилот с моряком замерли, глядя на ускорявшие свой танец лопасти.
— Заработал, — замерев, словно боясь спугнуть удачу, одними губами произнес Кукушкин.
— Точно — заработал, — не менее удивленно сказал второй помощник.
Левой рукой он держал пилота за шкирку и готов был одним рывком выдернуть того из кабины. Но теперь разжал пальцы и заботливо разгладил морщинки на летной куртке.
— Молодец, Мишаня, починил свой примус, — похвалил он. И мягко посоветовал: — Но ты это… не глуши его сразу. Пущай поработает, разогреется, вернется к жизни. Тогда уж…