— Саша, я все слышал там в реанимации. Если б ты не говорила о Стрельникове, о нас, о жизни, о матери, я бы никогда не смог вернуться сюда. Спасибо тебе… дочка Пусть в тебя все будет хорошо, — еще слабый голос Савицкого дрогнул, по впалой щеке потекла не прошенная слеза и закатилась в поседевшую бороду. Саша наклонилась и прижалась к его лицу. От бороды и усов стало щекотно как в детстве.
— Ты тоже береги себя,… отец.
Слово, не произносимое никогда, само собой слетело с губ. Саша еще хотела сказать на прощанье, что — то самое главное, но открылась дверь и палату зашли Стрельников, Инна Васильевна и Вера. Заговорили они так же, как и вошли — все вместе. И только когда Вера Дмитриева достала бумаги, Инна Васильевна всех выпроводила, пригрозив запретить посещения на неделю.
В 16 20 по киевскому времени Стрельников и Андреева покинули столицу Украины.
В купе они были только вдвоем. Ранней весной никто не спешил к южным берегам Черного моря.
Они молча смотрели на проплывающую окраину города, потом за окном начали мелькать дачные поселки, и только проехав Белую Церковь, устало вытянулись на нижних полках. Под равномерный стук колес, Саша, готовая провалиться в сон, вспомнила, что обещала позвонить. Она порылась в сумке, достала телефон и набрала номер Агнессы Харитоновны. Саша сама не ожидала, что женщина так обрадуется ее звонку.
— Как вы? — осторожно спросила Саша.
— Сашенька, я так ждала твоего звонка. Вот обживаюсь заново в квартире. Словно на свет родилась. Немного приду в себя и обязательно съезжу на кладбище. Мы ведь обещали встречаться еще. Да вышло все иначе. Я уже и службу заказала в монастыре.
Слова давались с трудом. Агнесса Харитоновна тихонько плакала в телефонную трубку.
Саша только успела попрощаться, как поезд въехал в зону без телефонного покрытия. Трубка, прижатая к уху, замолчал. В купе стемнело, мелкий дождь застучал по оконном стеклу.