— Спасибо, у меня от твоих слов в горле пересохло, — с облегчением сказал Берия, присел на прежнее место, налил «боржоми».
— Действуй жестче! Беспощадней! Ты можешь. Здорово ты выселил этих…с Поволжья.
— Да, сто семьдесят железнодорожных составов с пособниками фашистов было отправлено за одни сутки. — Берия все еще был скован, он панически боялся Сталина, боялся потому, что не мог разгадать ход мыслей вождя, каждую секунду ожидая непредвиденного удара.
— Мы не имеем права позволять этой бабской немецкой «трудармии» спокойно отсиживаться в нашем тылу, есть наш трудовой хлеб. Фашисты рушат и жгут наши города, грабят и убивают, а мы деликатничаем, легкой работой загружаем, будто без этих немок мы фронт не обеспечим.
— Что делать, Коба?
— Прикажи Калнышу, прикажи другим начальникам лагерей и зон, где занята немецкая «трудармия», действовать более активно, пусть выжимают из них все, что можно, а потом… пусть выводят саботажников на чистую воду, провоцируют инциденты, и расстреливают без суда и следствия по законам военного времени! — Сталин примял указательным пальцем табак в трубке, но не поджигал ее.
— Почему именно с Калныша? Немки в Сибири работают на совесть.
— Ты сильно поглупел, Лаврентий, сильно. Немки не могут работать на нас, на своих врагов. Фашистки ненавидят нас, стараются всячески вредить фронту, мы тоже должны ненавидеть их, уничтожать, как бешеных собак, сострадание смерти подобно. — Невесело улыбнулся. — Иди, расстреливать тебя пока не буду…
Этой же ночью Имант Иванович Калныш имел телефонный разговор с Лаврентием Павловичем Берия. Тот потребовал из пассивной позиции по отношению к немкам перейти в более активную. «Под каким лозунгом живет страна? — спросил Берия и — тут же ответил: «Смерть немецко-фашистским оккупантам». А у тебя немецкие бабы греются у печей да песок в корпуса снарядов подсыпают». Бросил трубку…Калныш долго сидел в полной темноте, осмысливая каждое, сказанное Берией слово.
… Смерть оккупантам… смерть, смерть… Но ведь немки-то наши, советские. Испугавшись конщунственной мысли, Калныш стал торопливо одеваться, прямо среди ночи вызвал капитана Кушака… Предстояло ужесточить жизнь и без того обреченного «немецкого десанта»…
КАПИТАН КУШАК И МАРГАРИТА
Ссыльные немки диву давались: начальник режимной зоны капитан Кушак, казалось, никогда не отдыхал. Сопровождал колонну на комбинат, встречал у станции. Истый служака, он даже ночевал в «немецком бараке», оборудав себе комнатку рядом с дежурной комнатой ВОХРа. После возвращения с работы женщины то и дело ловили на себе его странные взгляды, от которых любой становилось не по себе. Обычно перед поверкой, капитан, взяв пример с заключенных, заложив руки за спину, медленно, как говорится, неофициально, входил в женский барак, заставляя стеснительных фрау взвизгивать и спешно натягивать на себя одежду, он проходил вдоль нар, сверля замерших от страха ссыльных колючими, гипнотизирующими глазками. Своих неизменных ватных наушников Кушак не снимал даже в помещении. Эльзу обычно смешил этот маленький человек с голым черепом и при черных наушниках, будто бы в уши ему был вмонтирован некий подслушивающий аппарат. Наверное, все было значительно проще, капитан боялся отморозить свои драгоценные, все слышащие уши. Однако, завидя начальника режимной зоны, Эльза опускала глаза: так было спокойней.