— На здоровье, — ответила, уходя, медсестра.
При чем тут здоровье! Все окружающие делают вид, что беспокоятся о Лизином драгоценном здоровье, а на самом деле хотят одного: чтобы она все забыла и ни о чем не думала. Если человек задумывается о том, на какие деньги живет он сам и те, кто его окружает, значит, он опасен. Для других и в первую очередь для себя. Наглядное свидетельство — забинтованные запястья. Порезы от бритвы зажили и больше не нуждаются в марле и мазях, но Лиза продолжает самостоятельно их бинтовать. На вопрос врача (кто они тут, в этом милом заведении: психиатры? психологи? словом, какие-то «психи») она ответила, что ей страшно смотреть на свои исполосованные руки. Психоврач глубокомысленно покивал и продолжал расспросы, на основании которых, наверное, поставил диагноз. Лиза ему соврала. Она ничуть не боится этих корявых, схватившихся плотными корочками порезов; на самом деле ей стыдно на них смотреть. Стыдно вспоминать чувства, толкнувшие ее на этот шаг. Какой же надо быть дурой, чтобы резать вены! Даже и не дурой, а ребенком, для которого родители — лучшие в мире люди. Где-то в мире существуют воры и убийцы, а вот родители непременно лучшие в мире люди, хотя, по статистике, у воров и убийц тоже бывают дети… Лиза помнит, как, приставив лезвие бритвы к левому запястью, она плакала. Сейчас слез нет. Отплакалась, хватит! Не осталось ни отчаяния, ни разочарования, ничего, кроме злости на людей, которые так подло ее обманывали.
«А в чем они тебя обманывали? — возникает из глубин сознания отвергнутый инфантильный голосок. — Они давали тебе все самое лучшее, они тебя любили. А как они зарабатывают деньги на твои развлечения и образование, это исключительно их дело. Раньше ты об этом не спрашивала — и превосходно жила. О чем печалиться? Ты же лично никого не убивала и не обкрадывала… Забудь! Ты влезла в эти расследования и расспросы только из любопытства. Еще не поздно отбросить все, что узнала, как дурной сон».
Сон? Ну нет! Это раньше Лиза спала, теперь проснулась. Наяву все грязно, отчетливо, бесприютно, но это лучше успокаивающей радужности сонного миража. Что нужно сделать, чтобы проснуться? Приобрести болезненные воспоминания, которые мешают спать.
Когда глубоко, по-настоящему глубоко, проводишь бритвой по запястью, первое впечатление — никакой боли нет, и думаешь, может быть, у тебя ничего не получилось, нужно попробовать еще глубже. Но вслед за тем рана раскрывает свой постепенно заполняющийся кровью длинный зев, и боль брызжет в мозг, и уже ничего невозможно остановить. Вода быстро становится красной, нет, пурпурной, и эти кипящие пузырьки в джакузи — прямо иллюминация! Слезы в момент высохли, и стало не страшно, тем более, что ж, главное сделано, пути назад нет, остается только лежать и наблюдать за пузырьками сквозь пелену меркнущего сознания, поражаясь тому, что в человеке столько крови. Зато после начался кошмар — это когда взломали дверь и охранник насильственно, грубо и больно вытаскивал из ванны ее голое, искромсанное, зияющее, девственное тело, а мама раззявила в крике свой длинный красный, словно раны на запястьях, рот и плевала в Лизу непристойной кровью своих ругательств и проклятий, перечисляла, сколько сил она затратила на воспитание дочери, сколько денег угрохала на ее содержание… Ее собственность пыталась убежать от нее, тайком ускользнуть в небытие, а у собственности нет этого права, нет и не будет. Собственность насильно спасут, и зашьют запястья, и накачают антидепрессантами, и выставят на ярмарку невест во имя престижа семейства Плаховых. Как смешно! До такой степени смешно, что даже не трагично…