Осторожно, очень осторожно инспектор спросил:
— Как именно, мадам Шалон?
Она повернулась к нему, и лицо ее озарилось улыбкой.
— Вы знакомы, может быть, с такими блюдами, как индейка, фаршированная каштанами, котлеты «де-воляй» по-индейски, омлет с сюрпризом по-неаполитански, суп жирный по-багратионовски, баклажаны по-турецки, жаркое из перепелов?..
— Остановитесь, мадам Шалон! У меня разыгрался зверский аппетит, и в то же время я погребен под грудой съестного. Такое богатство пищи! Такое…
— Вас интересовал мой метод, инспектор Мирон. Я использовала эти блюда и еще сотню других. И в каждое из них я добавляла частицу… — Она неожиданно замолчала.
Гигантским усилием воли инспектор не дал своему голосу дрогнуть, когда, допив дюбоннэ, спросил:
— Частицу чего, мадам Шалон?
— Вы наводили обо мне справки. Вы знаете, кто был мой отец.
— Жан-Мари Виллеруа, гениальный повар, непревзойденный ученик непревзойденного Эскофье. Его называли единственным достойным преемником Эскофье…
— Вот именно. А ведь когда мне было двадцать два года, отец сказал, что если не принимать во внимание некоторых моих мелких погрешностей в приготовлении наиболее изысканных бульонов, он считает меня равной себе в поварском искусстве…
— Очень интересно. Снимаю перед вами шляпу. — Мирон не понимал, как эта женщина может говорить сейчас о таких неуместных вещах. — Но вы сказали, что вкладывали в каждое из этих несравненных блюд частицу…
— Частицу моего искусства, и не больше. Только это, и ничего другого, инспектор. Искусства Эскофье и Виллеруа. И разве такие, как Вессер и Шалон, могли устоять?
Три, четыре раза в день я обильно кормила их калорийнейшей пищей в величайшем разнообразии. Они набивали себе животы, спали, потом вновь набивали животы и пили вино, много вина, чтобы опять есть и есть… Странно, что они при такой диете еще довольно долго протянули.
Тишина напоминала биение далеких часов. Инспектор Мирон поднялся так резко, что женщина испуганно вздрогнула.
— Вечером вы поедете со мной в Ниццу, мадам Шалон.
— В полицейский участок, инспектор?
— Нет, в казино, мадам. Мы будем пить шампанское и слушать музыку. И разговаривать.
— Но, инспектор Мирон!..
— Послушайте меня, мадам. Я холостяк. Сорока четырех лет. Говорят, выгляжу еще неплохо. У меня есть сбережения. Меня нельзя назвать крупным призом, но и пренебрегать мною не стоит. — Он посмотрел ей в глаза. — Я хочу умереть.
— Даже самые вредные для здоровья блюда, — сказала мадам Шалон, подумав, — не обязательно смертельны, если соблюдать меру… Вы не хотите поцеловать мне руку, инспектор Мирон?