"Сверчок отсчитывает время, и я со страхом думаю о седых волосах".
"Помнишь, как вместе смотрели на снег? И в этом году он, наверное, снова упал на Киев".
"Я грущу в глухую осень".
"Когда-то мы с тобой были в Софии на княжьих хорах и что-то нацарапали на стене. Что мы там писали? Прочитай, Журило!"
Как раз, когда Евпраксия впервые почувствовала себя тяжелой, в Бургундии, в замке рыцаря Тесцелиана Фонтень, жена рыцаря Алета почувствовала то же самое, но, как напишет впоследствии об этом монах Вильгельм, "ей приснилось предзнаменование будущего, а именно: что она заключает в утробе своей белую собачку с рыжеватой спинкой, и собачка лает". Напуганная сном, Алета обратилась к своему духовнику, но тот успокоил ее, к случаю припомнив малопонятные слова Давида, обращенные к богу и говорящие о неграмотных, но неуступчивых пророках божьих: "Чтобы полоскал ты ноги свои в крови врагов своих, а языком псов твоих тоже была часть крови сей". Духовник сказал женщине: "Не бойся: это хорошее предзнаменование, ты будешь матерью знаменитой собаки, что станет стражем дома господнего и примется громко лаять на врагов веры. То будет прославленный проповедник и, яко добрый пес, целительными свойствами языка своего вылечит многие болезни души у многих".
Сын Евпраксии, зачатый в муках, умер: слишком был слаб, едва родился, тут же и ушел из мира.
Рыцарская жена в Бургундии произвела своего сына на свет в тот самый день, что и германская императрица, и рыцарский сын выжил, хотя и никчемный по природе своей. Назвали его Бернардом. Имя избрали ему такое, видимо, потому, что многие ныне имена святых уже стали именами-покровителями разных ремесел и занятий. Бернард ничему не покровительствовал, а вот Георгий (Юрий) был покровителем рыцарей, воинов, Иоанн и Августин – теологов, Козьма и Дамьян – лекарей, Екатерина – философов, ораторов и поэтов, Лука – художников, Цецилия – музыкантов, Фруменций и Гидон – купцов, Григорий – студентов, Варвара – зодчих, Юлиан – влюбленных. От эпидемии оберегали святые Антоний, Рох, Себастьян, Адриан и Христофор, от падучей – Валентин, от лихорадки – Петронелла, от боли зубной – Аполлония, от камней в почках – Либерий.
Имя Бернарда было, как видно, "свободно", поэтому мать, веря пророческому толкованию сна, своему квелому младенцу и дала это имя. От Бернарда не было никакой пользы в жизни, он и к людям примкнул, ни к чему не способным, – к монахам. Стал монахом-цистерцианцем в Цито, возле Дижона, и сразу же привлек внимание удивляющей мизерностью почти усохшего тела, так что следовало бы считать сего монаха либо живым трупом, либо святым. Прожив год в келье, он и не заметил, был ли там потолок. Побывав в том или ином монастырском помещении, никогда не мог потом сказать: одно там окно, два, три иль совсем нет окон. Вильгельм пишет о Бернарде так: