Плечи Фэлла слегка сутулились, он держал руки сложенными на груди, и на них виднелись синие прожилки вен. Его вытянутое лицо с широкими скулами, было словно обтянуто тонкой кожей, но при этом в его образе чувствовалась сила тигра. Или, если быть точнее и соблюдать профессиональный интерес этого человека, то, скорее, это была сила и угроза, исходящая от медленно кружащей поблизости от окровавленной жертвы акулы. Его тонкогубая улыбка оставалась на грани между юмором и жестокостью, за ней угадывался тусклый блеск зубов. Но дело было в его глазах: в этих темных впадинах словно покоились два светящихся шара, что истинно говорили Мэтью Корбетту о личности, что стояла перед ним.
Они имели оттенок той же дымной янтарной жидкости, в которой содержались образцы его морских тварей, и точно так же пылали. Это были глаза высокоинтеллектуального и одаренного человека, который положил свою жизнь на алтарь науки и обнаружил, в эту самую жизнь вплелись нити жестокости. Месть, которая сделала Профессора жестоким, одновременно питала его и скручивала узлом его внутренности. Это были настороженные, кинжально-острые глаза человека, который сейчас вел себя пассивно, но не оставил своего прежнего стремления к власти, что преследовало его в молодости, и в душе которого прорастают не семена, но целые леса из искалеченных, скрюченных деревьев его мрачных помыслов. Это вместе с тем были глаза в высшей степени цивилизованного человека, который позволил своей примитивной, как рептилия, силе обрушиться и на него самого, и на его мир, и, возможно, эти два клинка он скрестил в последней борьбе за свою бессмертную душу.
Профессор Фэлл, в сущности, был человеком — подумал Мэтью — который однажды получил выбор: умереть в жизни или жить в смерти. Было ли убийство его сына Темпльтона единственным мотивом, чтобы блестящий ученый обратился к дикости и насилию? Возможно, нет. Возможно, убийство просто ускорило процесс горения этого фитиля, и человек, который жил по закону и чтил порядок, вдруг высвободил свою маску из тюрьмы и навсегда отделил себя от мира, который он любил и в котором прославляли живых.
Никто не любил этого человека, подумал Мэтью. Все лишь боялись и уважали его, но никто не позволил ему познать, что такое быть любимым… и эти горящие, дымчато-янтарные глаза Профессора Фэлла сказали Мэтью, что он отверг само это желание много лет назад, надел на себя мантию злодея и с гордостью пронес ее через десятилетия, создавая свою преступную империю.
Тем временем Профессор ждал ответа.
Мэтью пришлось пересиливать себя несколько дольше, чем он ожидал, но, справившись с собой, молодой человек ответил: