Что это все значит?
Мы не знали, что до нашего появления на свет существовали поэты. Однако при рассматривании картинок у нас возникали первые догадки о том, что в мире есть искусство. Изображения, которые мы видели, пугали нас, удивляли и, главное, вызывали в нас желание понять – то есть чувство интереса. Что это? Что это происходит? Почему это так? Почему этот маленький человек сидит верхом на каменном льве? Мы ясно понимали, что изображено необычайное. Сидящий на каменном льве над бушующей водой находится в положении, которое для него страшно. И, видя это и понимая, мы впервые знакомились с чувством драмы. Оно было очень острым в те времена. Содержание драмы оставалось для нас неизвестным. Мы не знали ни причин, ни следствий – не знали логики всего события и не могли делать выводов. Поэтому от изображений исходила загадочность. И эта загадочность сообщала изображениям ни с чем не сравнимую силу.
Пушкин.
Его лицо.
Тогда оно казалось странным. С годами эту странность перестаешь видеть.
Может быть, впечатление странности рождалось по той причине, что при первом знакомстве с Пушкиным наше детское восприятие сталкивалось с такой непонятной и такой тревожной даже для взрослого воображения вещью, как посмертная маска.
Она была изображена в той же книге. Изображение это было непостижимо.
Маска Пушкина.
Нам известно было, что была дуэль и Пушкин умер, раненный на дуэли. Но что такое дуэль – этого тоже нельзя было постигнуть.
На картинке его держали с двух сторон люди в шубах – он, в позе шагнувшего, откидывался назад. Его как бы уговаривали, припав к нему с двух сторон, – как бы пугали его образом того, кто стоит перед ним. Те двое как бы испугались, а он, казалось, страдает оттого, что не может шагнуть. Он полон гнева против того, неподвижно стоящего на снегу, – но что-то случилось такое, что ввергает всю первую группу в испуг и слабость, а тому, стоящему отдельно, придает ужасающий облик грозности и неуязвимости.
Действительно, эта фигура в шинели до пят и с птицей на голове казалась грозной и неуязвимой.
Дантес.
В далеком детстве уже охватывала нас обида за Пушкина. Теперь, когда мы думаем о дуэли Пушкина, мы всякий раз испытываем особое чувство – какое-то очень живое удовлетворение, – вспоминая, что все-таки он выстрелил. Смертельно раненный, он все-таки выстрелил и не промахнулся. Таково было первое знакомство с Пушкиным. Но еще раньше – на самом пороге мира – мы услышали: Пушкин. Еще не связывалось это слово с книгой. Его произносили на прогулках. Пушкин стоял в садах и в каменных нишах больших зданий – черный и блестящий, с железными баками, выпуклыми, как виноград.