— Это еще не все, — сказал я. — Я также широко известен своей любовью к маленьким детям.
— Простите, Калверт, — сказал дядюшка Артур. — Я надеюсь, вы не усмотрели здесь никакой обиды, и я не хотел, смутить вас. Но если Шарлотта считает необходимым прийти и извиниться, то я считаю необходимым внести полную ясность.
— Но Шарлотта пришла сюда не только за этим, — едко сказал я. — По крайней мере, это не главное для нее. Она поднялась к вам, чтобы удовлетворить женское любопытство. Она хочет знать, куда мы направляемся.
— Как вы полагаете, можно мне закурить? — спросила она.
— Только не чиркайте спичкой у меня перед глазами. Она закурила сигарету и сказала:
— Да, я хочу удовлетворить свое любопытство. Но что меня интересует, как вы думаете? О том, куда мы направляемся, я знаю. Вы сами сказали. К Лох-Гурону. Что бы я хотела знать, так это то, что же здесь происходит, что за страшная тайна за всех этим? Почему на «Шангри-Ла» появлялись эти страшные посетители пассажиры, что за фантастическая важность оправдывает гибель трех человек за один вечер, что вы здесь делаете и кого представляете? Я никогда всерьез не верила, что вы представитель ЮНЕСКО, сэр Артур. Теперь я точно знаю, что вот. Пожалуйста! Я думаю, что имею право звать.
— Не говорите ей, — посоветовал я.
— Почему же нет? — раздраженно спросил дядюшка Артур. — Как вы слышали, леди была втянута в дело без ее согласия. Она имеет право знать. Кроме того, все равно все станет известно всем через день или два.
— Вы так не думали, когда угрожали сержанту Мак-Дональду разжалованием и тюремным заключением за разглашение государственной тайны.
— Может быть, потому, что он мог повредить делу, разболтав, — возразил он веско. — А леди... то есть Шарлотта, она не в состоянии это сделать. Конечно, — быстро продолжил он, — у меня и в мыслях ничего такого не было. Это невозможно. Шарлотта мой старый и добрый друг, надежный друг, Калверт. Она должна знать.
— Я чувствую, что ваш друг мистер Калверт не слишком высокого мнения обо мне, — спокойно сказала Шарлотта. — Или, может быть, не слишком высокого мнения о женщинах вообще.
— Я просто обеспокоен, — сказал я. — Не могу забыть высказывание адмирала: «Никогда, никогда, никогда...» Забыл, сколько было этих «никогда», но думаю, четыре или пять. «Никогда не говорить никому, если в этом нет жизненной необходимости или особой срочности». В данном случае нет ни того, ни другого. Дядюшка Артур закурил очередную сигару и перестал обращать на меня внимание. Его предписание, видимо, не распространялось на конфиденциальные отношения между членами высшего общества.