Как раз через год после начала работы в журнале она это и поняла.
Французский, первый свой университетский язык, Тамара знала безупречно. Не хуже знала и второй, итальянский, а по-английски бегло читала и прилично говорила. Поэтому, получив письмо от Эжена Пуаре, французского писателя, которого недавно опубликовали в «Иностранке», не очень-то удивилась. Почему бы ему не пригласить ее в Париж вместе с переводчиком его повести? Ведь она этот перевод редактировала, она вела переписку с автором, она задавала ему по тексту вопросы, точностью которых он восхищался, и, говоря начистоту, она в большей мере, чем сам переводчик, человек пронырливый, но малоспособный, добилась того, чтобы повесть месье Пуаре выглядела на русском не хуже, чем на его родном языке.
Когда Тамара с красивым французским конвертом в руке вошла в приемную главреда, глаза у нее блестели и вся она была охвачена радостным возбуждением. Главный еще не вернулся с обеда, но секретарша сказала, что он будет с минуты на минуту, и предложила подождать.
– А в чем дело, Тамара Васильевна? – поинтересовался Каблуков.
Он вышел из главредского кабинета. Странно! Впрочем, первому заместителю это можно, наверное.
– Дело в Париже, – машинально ответила Тамара.
Очень уж начальственный у Каблукова был голос. Вообще-то она не хотела обсуждать это с ним. Он вызывал у нее неприязнь, и она даже понимала почему: оттенок высокомерия всегда слышался в его тоне. Не само высокомерие, а вот именно оттенок. Но это было даже неприятнее, чем если бы Каблуков не таясь говорил свысока. Так он давал понять, что его превосходство над простыми смертными настолько очевидно, что его не стоит даже педалировать.
– И что же происходит в Париже? – спросил Каблуков. – Вы пройдите, пройдите.
Он сделал доброжелательный жест, приглашая Тамару в чужой кабинет. Она вошла. Не могла же сказать, что это не его ума дело!
– Присаживайтесь, – сказал Каблуков, закрывая дверь в приемную. – Вижу, письмо из Франции получили?
– Да, – кивнула Тамара.
– В гости приглашают?
– Не в гости, а в командировку. Вместе с Кесаревым.
Она наконец поняла, что такое этот Каблуков. Странно, что давно уже не догадалась и что никто не подсказал.
Тамарины родители не были диссидентами, и богемной их жизнь назвать было невозможно: папа был полностью погружен в работу и терпеть не мог пустой траты времени, даже дружеских посиделок старался избегать. Но о том, что в любой организации под видом обычных сотрудников работают гэбэшники, Тамара, конечно, знала. И Солженицына прочитала еще в школе, и Шаламова, и никакого расположения к товарищам в штатском после этого не испытывала. Но и страха не испытывала тоже: все-таки времена теперь не те, когда могли посадить случайного человека, назначив его японским шпионом, теперь для этого надо хотя бы «Хронику текущих событий» распространять. А она – ну что она? Обычный редактор в обычном журнале, трепетать перед гэбистом ей не из-за чего.