Она прижала ладони к щекам. Щеки пылали, а саму ее била дрожь.
«И ресницы размазались, наверное», – подумала Тамара.
Ресницы она стала подкрашивать еще в университете, несмотря на мамины уверения, что молодость – сама по себе красота. Ага, красота! Особенно когда ресницы белесые и их вообще не видно.
Она хотела достать из сумки зеркальце и взглянуть, что собой представляет сейчас ее лицо. И тут только сообразила, что сжимает в кулаках собранные под столом бусины, а на плече у нее ничего не висит…
Сумка была совсем не для вечернего выхода. Тамара ведь не знала, что Витя пригласит ее в ресторан, поэтому взяла утром ту, с которой всегда ходила на работу, – удобную, вместительную, рукописи можно носить. Но в ресторане она смотрелась нелепо, поэтому Тамара повесила ее на спинку своего стула так, чтобы она не бросалась в глаза. Вот и не бросилась.
«Придется возвращаться, – уныло подумала она. – Или, может, заберет кто-нибудь и завтра вернет?»
Кто-нибудь!.. Не Витя же пьяненький. Кроме Каблукова, некому…
Тамара беспомощно оглянулась на дверь ЦДЛ. Еще попробуй войди туда снова!
– Вы забыли, – сказал мужчина, который помогал ей собирать бусины.
Он стоял прямо перед Тамарой и протягивал ей сумку. Как она обрадовалась! Не придется, унижаясь, объяснять церберше, что зайдет только на минуточку, потом объяснять то же самое еще какому-нибудь церберу помельче у входа в Дубовый зал, потом забирать злосчастную сумку под насмешливым взглядом Каблукова…
– Спасибо вам огромное! – воскликнула Тамара.
– Не за что, – ответил он.
Расхожее вежливое выражение приобрело в его устах буквальный смысл. Не приходилось сомневаться: он в самом деле считает, что его действия не стоят благодарности.
Тамара бросила бусины в сумку. Доставать оттуда зеркальце и смотреться в него при постороннем совсем не хотелось. Но он стоял рядом, не уходил.
– До свидания, – сказала она. – Еще раз большое вам спасибо.
– Вам не холодно? – неожиданно спросил он.
Тамара хотела ответить: «Вовсе нет», – и вдруг поняла, что это неправда. Ее нервная дрожь как-то сама собою исчезла, и теперь ей вот именно холодно, просто холодно, как и должно быть в легком платье последним апрельским вечером.
Она подумала, что описывать свои ощущения незнакомому человеку все-таки не стоит… И тут же ответила:
– Вообще-то холодно. Я только сейчас поняла.
– Тогда возьмите мой пиджак.
Это романтическое предложение он сделал так буднично, что оно и романтическим совсем не показалось. Если бы Тамара, например, увидела, что старушке трудно обойти лужу, то предложила бы помощь таким же тоном.