Так тесно, так неразрывно соединялись в этих словах справедливость и глупость, так прочно скреплялись они завистью, что Тамара почти растерялась. Но только почти – растеряться она все-таки не успела.
– Леська тоже денег хочет, не вы одна такая умная! И как ей прикажете зарабатывать, если ее всему этому вашему… – Вера покрутила рукой у себя над головой. – Если этому всему ее не учили?
Тамарина растерянность тут же улетучилась. Растворилась в белой ненависти Вериных глаз.
– Есть много способов честного заработка, – глядя в эти невиданные ею глаза, сказала она. – Можно научиться делать маникюр. Можно – прически. Можно шить. Печь пирожные. Совершенно не обязательно быть журналистом человеку, который этого не умеет и учиться не собирается.
Вера замолчала. Тамара подумала даже, что та согласилась с ее словами, и удивилась, что это произошло – она не ожидала согласия.
– Мы вас все равно пережмем, – словно гвозди вбивая, проговорила Вера. – Время теперь наше. Таких, как мы. И ничего вы нам не сделаете. Что ее на планерке унижали, Леська потерпит. А все равно тут все наше будет.
Лифт наконец добрался до этажа. Не глядя больше на Веру, Тамара вошла в открывшиеся двери.
Ничего особенного нет в этих девочках. Такие были всегда.
Она говорила себе это и понимала, что сама себя обманывает. Разные бывали, многих она перевидала за тридцать лет, но таких не было. То есть были, конечно, в том смысле, что нет ничего нового под луной. Но очень уж давно здесь такие были, она их не застала. Лет этак сто назад. Пришли и страну перевернули с ног на голову. Да, не только они пришли тогда, много было талантливых, ярких, новых. Но верх взяли именно эти, с белыми глазами, с готовностью всех пережать и закрепиться любой ценой.
И вот – снова они.
«Хватит об этом думать! – Тамара, кажется, произнесла это вслух; таксист удивленно скосил на нее глаза. – Ты этого не изменишь. У тебя есть своя ниша, и всегда она у тебя будет, что бы все эти бойкие девочки о себе ни мнили. Всегда нужны будут те, кто умеет – лечить, строить, писать. В любые времена».
Ей неприятна была банальность этих слов, и сама она была себе поэтому неприятна.
Дома был не только Олег, но и Марина.
– Брюки твои принесла, – сказала она, увидев, что мама не ожидала ее появления. – Те, кюлоты. Вдруг ты их захочешь с собой взять.
– Что они, единственные у меня? – Тамара пожала плечами. – Но что зашла, хорошо. Пообедаешь.
Маринка выглядела похудевшей и какой-то понурой. Неужели не забыла еще своего майора? И вот как это выяснить, если на все расспросы она отмалчивается?