Расстались Митя с Алексеем Ивановичем друзьями. Оставшись одни, Дуся с Митей стали вспоминать своё детство. Дуся при этом плакала, а Митя много курил. Потом Митя рассказал, как он съездил к тёте Кате в Есаулку. Год назад ей сделали операцию, прошла она удачно, теперь у неё всё хорошо, и Дусю она просила денег ей больше не посылать: огорода и козочки, которую она недавно завела, на жизнь ей с пенсией вполне хватает. Быв Митя и в своей родной деревне. Баба Маня, что спасла Митю от голодной смерти жмыхом, умерла, а кривую Веру в 53-м, как умер Сталин, освободили. Когда Митя за всё, что она претерпела за него в лагере, встал перед ней на колени и поцеловал руку, она так расплакалась, что долго не могла успокоиться. Рассказывая об этом, Митя курил и всё смотрел в окно, как будто там можно было что-то увидеть в уже давно наступившей ночи.
Митя уехал, а Дуся вскоре вышла замуж за Алексея Ивановича. Нельзя сказать, что сделала она это по любви к нему. Нет, хотя со смерти Миши прошло уже много лет, она его не забыла, и ей казалось, что он — и первая, и последняя её любовь. А Алексей Иванович ей просто нравился. У него был добрый и ровный характер, отличался он серьёзным отношением к жизни, любил своих детей, и на работе как только хорошо о нём никто не отзывался. Ну, и что ж, что он намного её старше. И не с такой разницей живут люди. Сейчас-то Дуся понимала, что вышла она замуж за Алексея Ивановича, нельзя сказать, что из одной жалости к нему, хоть, наверное, и не без неё, но, главное, сделала она это, чтобы и самой найти себя в заботе о ком-то близком. А забот-то оказалось как раз столько, что на другое её уже не стало хватать. Младший сын Алексея Ивановича, Ванечка, пошёл в школу, в первый класс, и сразу стал приносить двойки. Дуся бросилась на первое родительское собрание. Учительница Ванечки, как говорили в школе, носила звание заслуженной, но Дусе она не понравилась. Уже далеко немолодая, небольшого роста и нахохленная, как клуша, она на всех смотрела снизу, но так, что казалось, она тебя при этом в чём-то осуждает. Губы у неё были мокрые и толстые, и когда она говорила, хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать, как она шлёпает губами. Детей она, похоже, делила на недоразвитых и умных, и середины у неё здесь не было. «Будь я хоть трижды заслуженная, — шлёпала она губами, — но если ребёнок недоразвит, умного я из него не сделаю», — и так при этом смотрела на Дусю, как будто её Ванечка и есть тот недоразвитый, которых она имеет в виду. Вечером Дуся обо всём рассказала Алексею Ивановичу, и вскоре Ванечку перевели в параллельный класс. Дела у него в этом классе пошли лучше, но тут навалилось новое горе. Старший, Коля, ходивший уже в пятый класс, научился курить. Дуся понимала, что делает он это по своей детской глупости, но ведь с таких глупостей всё и начинается. Не успеешь и глазом моргнуть, как Коля пристрастится к этой гадости, а потом его ничем от неё не отучишь. Она решила поговорить с ним. Выслушав её, Коля сказал: «Не скажешь папке, что курю, брошу». Алексею Ивановичу Дуся ничего не сказала, хотя как пообещал Коля бросить ей курить, ей не понравилось. По нему выходило, что своими слабостями ещё и торговать можно. Не дай бог, это станет его привычкой!