— Ты хоть передо мной-то не ломайся, — говорила она часто.
Жену Губин не любил, считал её недалёкой и поэтому не обращал на неё внимания. Теперь, когда всё позади, и нет уже ни придуманного им театра, ни жены, и сидит он в дешёвом ресторане с пожелтевшими обоями и потрескавшимся потолком, у Губина не выходит из головы, что жизнь он свою по-дурацки и просто так, ни за что, профукал. «Иначе не сидел бы в таком ресторане», — казнит он себя.
Видимо, подумав об этом, он выразил что-то и вслух, потому что перед ним вырос официант и тоном университетского профессора, которому бездарные студенты уже надоели, как горькая редька, сказал:
— Я слушаю вас.
— Мне бы салатик и рюмку водки, — попросил Губин.
— С салатом водку не подаем, — обрезал официант.
— А с чем? — несмело решил узнать Губин.
Брыкнув, как молодая лошадь, ногами, официант повернулся к нему задом и крикнул швейцару:
— Порфирий, сколько можно говорить: таких, как он, в ресторан не пускать!
Губина бросило в жар, потом ему показалось, что его окатили холодной водой, а когда заметил, что все, кто были в ресторане, смотрят на него с нескрываемой усмешкой, он почувствовал себя загнанным в узкую клетку, выбраться из которой можно только боком. Наверное, так бы он и сделал: вышел из ресторана, натыкаясь на столы, если бы не выручил по-бычьи сложенный мужик с соседнего столика.
— Эй ты, харя! — крикнул он вслед вихляющему задом официанту. — За что керю обидел?!
Когда официант не обратил и на него внимания, он выругался, выпил рюмку водки, не торопясь, закурил, и уже потом объяснил Губину.
— Запомни раз и навсегда, — сказал он, — в этой рыгаловке водку без горячих блюдов не дают!
Когда Губин окончательно пришёл в себя, его разобрала злость на официанта. «Да как он смел? — дрожало всё у него внутри. — Или я ему уличный мальчишка?!» И вспомнив, что у него в кармане двести сестриных рублей, он решил показать себя.
— Официант! — крикнул он и зло топнул под столом ногой.
Через час Губин был под хорошим градусом, от неоднократных заказов горячих блюд у него ломился стол, похожий на профессора официант носился от его столика на кухню и обратно скаковой лошадью. Но Губину этого уже было мало. Забыв, что недавно ругал свою жизнь за её дешевую театральность, он стал ломаться перед соседями по столику в роли незаурядной личности.
— Извините, — взял он за локоть пучеглазого соседа справа, — вы, случаем, не учёный?
— Случайно, я — не учёный, — спрятал под стол сосед локоть.
— А жаль! — не понял его Губин. — Поговорили бы!
И потянулся снова к его локтю.