Но все эти подробности в годы отрочества не интересовали ни мальчика, ни девочку, которым предстояло разлучиться на три летних месяца. Они просто медленно пошли вместе из школы, ни о чем даже не разговаривая.
– Волосы опять выгорят? – спросил Сеня со своей неповторимой ласковой улыбкой, от которой сердце девочки сжималось.
– Ага, – кивнула она, – В Гурзуфе всегда так. Выгорают.
Некоторое время они шли молча.
– А ты? Все время на даче? – произнесла девочка.
Ответ она и так знала.
– Все время. Безвылазно, – вздохнул мальчик.
О чем еще было говорить? Ведь и так хорошо: молча идти рядом, растягивая секунды в вечность.
Наконец они дотащились до ее подъезда, встали друг против друга, лицом к лицу, смотрели, словно стараясь наглядеться на все долгие девяносто дней разлуки.
– Ну что? До Первого сентября? – спросила девочка.
Ей не хотелось прощаться, но было страшно, что кто-то из соседей увидит, как они тут стоят, и все про них поймут.
Сенечка внимательно посмотрел на нее, потом улыбнулся и дунул ей в лоб. Легкие волосы разлетелись и снова улеглись в челку. Девочка расхохоталась, набрала побольше воздуху так, что щеки раздулись, и дунула изо всех сил в сторону своего рыцаря. Он зажмурился и тоже засмеялся.
– Пока! До Первого! – попрощался мальчик.
И они расстались, без печали, без боли и без огорчения. Так бывает только в ранней юности, наверное. Тина провела прекрасное лето, купалась в море, отыскивала красивые камушки, лазила по горам, рисовала и почти не вспоминала про Сенечку. Она знала, что все равно их встреча состоится, поэтому была безмятежна, напитываясь солнцем и силой морской.
Они увиделись, как и было задумано, в День Знаний. Вообще-то день этот называли они между собой ДББ – День Большой Беды. Учиться никому не хотелось. Опять начинать всю это годовую тягомотину было противно до тошноты. Но было другое. Радость ожидания и счастье встречи. И снова они были другие, чем прежде. Сенечка вытянулся еще больше и стал поразительно красив. У Тины даже сердце заныло от того, насколько его красота совпадала с ее представлениями о мужском идеале. Она сама тоже подросла, похудела, оформилась. Ровный черноморский загар оттенял цвет ее глаз. Выгоревшие волосы, распущенные по плечам, привлекали теперь всеобщее внимание.
– Красносельцева! Ну ты даешь! Русалка! – слышала она приветствия одноклассников.
Но видела лишь его, Сенечку. Он тоже не отрывал от нее глаз.
Они подошли друг к другу и взялись за руки. Как будто это само собой разумелось. Как будто именно об этом договорились они при прощании.