Степке уже лет десять было, я водила его в Пушкинский, на лекции по искусству для детей. И там встретила ту самую девочку из секретариата, которая в декрет ушла, а я на ее место напросилась. Она со своей дочкой тоже эти лекции посещала. Тесен мир, что говорить! Детей повели картины показывать, а мы сели на скамеечку и от души пообщались. А девочка эта, как из декрета на свое место работы вернулась, так на нем и сидела. И вот она мне говорит, что давно уже эти лекции посещает, из года в год и что в прошлом году сюда ходила Ася со своей девочкой. Я вообще ничего не поняла: какая Ася, какая девочка? «Ну, Ася, предыдущая жена Михаила Степановича. А девочка – это их дочка.» «Чья – их?» – я обалдела и соображать перестала. «Как – ты не знаешь ничего? Правда? Не может быть!» «А что я должна знать-то? Не было у Миши никаких детей!» «Ничего себе! Ты правда что ли – ни сном, ни духом? Она, когда он на развод подал, не сказала ему, что беременна. Он и не знал ничего. А потом уже, когда она родила, пошла ребенка в ЗАГСе регистрировать, ей сказали, что, по закону, раз ребенок был зачат в браке, ей впишут в свидетельство о рождении бывшего мужа, если, конечно, нет другого отца, который засвидетельствует свое отцовство. Она и вписала Михаила Степановича в отцы. А ему на рабочий адрес по почте заказным письмом отправила ксерокопию дочкиной метрики. А деловые письма открываю я. И сортирую по степени важности, а потом ему несу. Вот и понесла ему…»
В общем, поговорили мы от всей души. Она мне полностью открыла глаза: и на то, что Миша переводит дочке деньги. Немалые деньги, кстати говоря, и на то, что Ася ребенка ему показывать отказалась наотрез: бросил, так бросил. Деньги берет, а дочь не показывает! Вот как! А девочка – копия отца, просто смотреть больно – точная копия, вплоть до улыбки, походки, жестов. Сын наш на отца совсем не похож: все взял от меня. А та, которую он бросил, когда она еще и не родилась, полностью его повторила.
– Вот это да! Бедная девочка, – невольно вырвалось у Тины.
– Получается, все бедные: и Ася, и девочка, и Миша. И все это я устроила, потому что мне так захотелось. Но меня очень испугало, что он мне ни слова не сказал. Понятное дело, не хотел волновать и все такое. Но – скрыл. Значит, умеет скрывать и, в случае чего, скроет многое другое.
– Все умеют скрывать. Абсолютно все. Разве нет? – отозвалась Тина.
– Да. Главное, не считать себя самой умной. А я считала. И просчиталась. Ну, вот. Поговорили мы там, в музее. Как я еще в себе силы нашла не попросить эту секретаршу со мной «дружить». Встречаться, болтать как бы ни о чем, надеясь, что она что-то еще расскажет. Еле сдержалась. Вот с тех пор и начались мои муки. Я ничего не сказала Мише. Ни слова. Всю информацию постаралась забыть, знала, что в ней моя погибель. Как смерть Кащея – в игле, которая в яйце, которое в дупле дерева, которое в непроходимой чаще. Но, конечно, я про эту дочку помнила. Каждый день. Мне было интересно, правда ли она так похожа на Мишу, правда ли, что они не видятся. Но мало ли что… Главное: я за это время Мишу очень полюбила. По-настоящему. Выходила замуж за трофей в своей охоте, а через годы полюбила так, что при мысли о расставании у меня в глазах темнело. И темнеет. Я же до сих пор не знаю ничего про его отношения с дочерью. Она на несколько месяцев старше моего Степки. И у них фамилия и отчества одинаковые. Я пару лет назад додумалась поискать ее в социальных сетях. Нашла в фейсбуке. Даже сомнений никаких не было: она. Одно лицо с Мишей, даже страшно, как обвинение мне. Но у нее вся информация доступна только друзьям. Так что ничего не знаю: ни где живет, ни где учится, замужем ли. Захожу время от времени, смотрю на нее – и это все. И все время думаю о наказании. Я же теперь взрослая дама, много случаев знаю. И знаю, что на чужом несчастье счастья не построишь. Точно! Такая формула – безошибочная. Я вот с той встречи в Пушкинском (уж сколько лет прошло) с каждым днем все несчастнее делаюсь. Все наказания жду. Помнишь, Миша вчера про преступление и наказание говорил?