I
Уже много месяцев Лежанвье и Жоэлла почти не разговаривали, если не считать редких «привет» и «пока».
Большую часть времени Жоэлла проводила у подруг — во всяком случае, так полагал Лежанвье, — лишь изредка разделяя с отцом трапезу; возвращалась она частенько за полночь и тогда, бывало, нетвердо держалась на ногах — во всяком случае, лестницу на второй этаж преодолевала с трудом, напевая при этом прилипчивый мотивчик.
Ни колкостей, ни стычек — лишь растущее взаимное равнодушие…
Поначалу Жоэлла еще предупреждала отца, куда направляется, пресекая всякую попытку отговорить ее. Потом она взяла привычку оставлять где-нибудь на столе мятые бумажки, которые Лежанвье находил всегда поздно, примерно такого содержания: «Я у Жессики… Катаюсь на катке „Молитор“… Ужинать не приду… До вечера, а вообще как получится…» Подпись: «Ж.»
Теперь она не утруждала себя и этим. Она просто отсутствовала, а когда случайно бывала дома, то казалась все более далекой, рассеянно листала журнал или отщипывала кусочки от булочки и смотрела всегда куда-то мимо отца, словно он стал прозрачным.
— Он хочет тебя видеть, — сказала она в один из вечеров, вставая после ужина из-за стола.
— Кто? — удивленно спросил адвокат.
— Тони.
— Ты ходила к нему?
Жоэлла промолчала, и Лежанвье пожалел, что задал этот вопрос. Как бы она узнала, если б не ходила?.. Но ведь это означает, что она не примирилась с потерей, продолжает испытывать что-то к Лазарю?
Жоэлла направилась к двери, на пороге обернулась:
— Так ты пойдешь?
— Не знаю, — с трудом выдавил из себя Лежанвье, подыскивая слова. — Не… не думаю.
— Почему? Боишься, что он тебя укусит?
Адвокат пожал плечами. С таким же успехом она могла спросить, не боится ли он зайти в клетку к хищнику.
— Нам нечего сказать друг другу, — ответил он.
— Полагаю, ему есть что сказать… Его прошение о помиловании отклонено. Скоро его казнят.
— Когда?
— На этой неделе.
— Откуда тебе это известно?
— Я навела справки.
— Этого не может быть! — возразил Лежанвье. — Приговоренный к смерти никогда не знает, сколько ему осталось жить, пока за ним не придут…
— А я знаю. Сегодня среда. Казнь назначена на послезавтра, пятницу, на пять утра.
По окнам внезапно забарабанил дождь. С минуту кроме этого стука ничего не было слышно. Но Жоэлла была настойчива:
— Так ты пойдешь?
На этот раз уже Лежанвье, не отвечая, принялся отщипывать от булки кусочки. Сердце его колотилось в самом горле. Жоэлла некоторое время наблюдала за отцом, потом неспешно продолжала:
— Само собой, он тебя ненавидит. Ведь его осудили из-за тебя. Однако, как мне кажется, он все еще уважает тебя. «Просто передай ему, что я хочу его видеть, — сказал он мне. — И больше ничего не говори, он наверняка придет!» — Жоэлла запнулась. — Есть и еще кое-что, Вэ-Эл. Я тоже прошу тебя пойти…