Однажды, уезжая на четыре дня в Норфолк, штат Небраска, я сложила эти тетради у нее на лестнице. Когда я вернулась, она, усевшись в старое розовое кресло в моей спальне, посмотрела на меня как-то странно и сказала: «Я все выходные читала твои тетрадки. Там столько интимного, местами страница за страницей сплошной страх и неуверенность, а потом мне вдруг начинало казаться, что это вовсе не ты – просто грубая энергия и дикие мысли. И вот ты тут, живая Натали, просто человек. Это так необычно». Мне было приятно. Меня не заботило то, что она увидела меня такой, как есть. Я действительно была рада. Я хотела, чтобы кто-то узнал меня с этой стороны. У нас столько мифов друг о друге и о себе, что мы должны быть благодарны, когда кто-то видит и принимает нас настоящих.
Еще она сказала, что ее очень вдохновило чтение моих тетрадей, потому что она поняла, что я действительно временами пишу полную ерунду, иногда целыми тетрадями. Я часто говорю моим ученикам: «Я могу написать много страниц совершенно ужасного текста, наполненного жалостью к себе». Они мне не верят. Мои тетради – живое тому доказательство. Моя соседка сверху сказала: «Я поняла, что раз ты когда-то написала весь этот мусор, а теперь можешь писать то, что пишешь, то и мне все по плечу. В нашем разуме столько силы. Мне кажется, я теперь знаю, на что я способна!» По ее словам, главное, что она увидела в этих тетрадях – целых тетрадях жалоб, утомительных описаний и позорной злости, – это абсолютная вера в процесс. «Ты продолжаешь писать, даже когда пишешь: "Наверное, я сошла с ума, раз делаю это"».
Это чистая правда – я действительно всегда верила в процесс. Я проводила скучные, долгие, засушливые дни среди холмов Нью-Мексико, в городке Таос, где в единственном кинотеатре шесть месяцев подряд крутили «Челюсти». У меня была вера в то, что где-то под поверхностью жизни или в самой ее сердцевине есть что-то настоящее, но очень часто мой собственный разум удерживал меня в сонном, рассеянном состоянии. В то же время у меня все равно ничего не было, кроме моей жизни и моего разума, так что я стала пытаться писать, опираясь на них. «Читая тетрадь за тетрадью, я увидела, что такое писательство помогло тебе открыть себя. Это подтверждение того, что ты человек».
Когда вы начинаете писать таким образом – открывая поток, текущий прямо из разума и души, – нужно быть готовым к тому, что вы будете на протяжении пяти лет писать полную ерунду, потому что она копилась в вас еще дольше и вы просто избегали обращать на нее свое внимание. Нужно лицом к лицу встретиться с собственной инертностью, неуверенностью, ненавистью к себе, страхом того, что вы на самом деле не можете сказать миру ничего ценного. Приступая к чему-то новому, мы сталкиваемся с огромным сопротивлением со стороны самих себя. Но если не отворачиваться и не сбегать от этого прочь, вы получите прекрасную возможность увидеть на бумаге, черным по белому, все то, что говорят вам эти голоса, – и понять, какие, в сущности, глупости они несут. В конце концов из этого мусора и компоста прорастут подлинные цветы – и у вас появится земля под ногами. Вы прекратите попытки сбежать. У вас возникнет уверенность в себе как в художнике. Когда вы не боитесь голосов внутри себя, вам не страшны и внешние критики. Кроме того, эти голоса – всего лишь стражи и демоны, охраняющие подлинные сокровища: первичные мысли вашего разума.