— О, это правильный подход, — усмехнулся Монтроз, вытаскивая у нее из пальцев пустую чашку. — Тогда я спокоен. Можешь розы принести, белые. Только очередь отстоять придется. Не спи, значит, а то здесь оставлю.
Он бесцеремонно повернул лицо Маред к свету, всмотрелся в глаза.
— Голова кружится? Тошнит?
— Нет, — с трудом проглотила Маред лезущее на язык, что тошнит ее только от лэрда Монтроза. — Совсем нет.
— Ну, раз совсем… Посиди еще чуть-чуть, у меня гости расходятся.
Теперь в полуоткрытую дверь шумели веселые голоса, раздавался явно хмельной смех. Монтроз куда-то делся, потом вернулся, ушел снова. Маред в оцепенении сидела на кровати, понимая, что надо встать, одеться — сил не было. Зато и страх со стыдом тоже пропали. Вот сейчас Монтроз мог бы делать с ней, что угодно, как с куклой. О, а вот и он.
— Как, полегчало? Давай все-таки останешься? До утра. Даю слово, что не трону.
Маред напряглась, просыпаясь.
— Нет!
Проклятый ублюдок присел перед ней на корточки, снова заглянул в глаза.
— Нет, так нет, успокойся. Тогда надо одеться. Экипаж я тебе дам, но ехать в покрывале — это как-то слишком, правда? Мой-то кучер болтать не будет, а вот твои соседи наверняка неправильно поймут. Они, конечно, спят давно, а вдруг кто-то выглянет…
Он говорил и говорил, без всякого смысла, монотонно, не давая уснуть и успокаивая Маред голосом, как нервную лошадь. Работал у них как-то на конюшне грумом такой умелец: хоть злую собаку, хоть испуганного коня мог уговорить. Вот и Монтроз болтал что-то, а его руки тем временем натянули на Маред рубашку и платье, застегивали пуговицы, поправляли что-то…
Очнувшись, Маред сама одернула юбку. Панталоны и корсет так и лежали возле кресла, на них сил уже не было. И Монтроз, покосившись, промолчал. Сквозь пустые апартаменты, пропахшие ароматами вечеринки, они прошли, так же не говоря ни слова. Маред села в ландо к заспанному хмурому кучеру, едва шевеля губами, назвала адрес. Если тот и удивился, что ехать придется в Западный район, то промолчал. На Монтроза она не смотрела, говорить тоже было не о чем. Внутри медленно отпускала туго натянутая все это время струна.
Все зря. Она ехала по городу, глядя на мелькающие редкие огни витрин. Денег нет и не будет. За учебу и квартиру платить нечем, вся эта гадость случилась напрасно…
Еле переставляя ноги, она поднялась по лестнице, долго попадала ключом в замочную скважину. Войдя, сорвала платье без обычной аккуратности: вряд ли форма ей еще понадобится. Хотелось плакать, но сил не было и на это. Дура… Какая же ты дура, Маред Уинни, Мышь Чернильная…