Через полчаса после операции Эндрю уже сидел, исследуя свои позитронные параметры, анализируя захлестнувший его мозг поток данных о его новой системе обмена веществ.
Магдеску стоял у окна и смотрел на него.
— Как вы себя чувствуете?
— Прекрасно. Я же говорил, что все обойдется.
— Да, да.
— Как я уже говорил, моя вера в мастерство работников Центра непоколебима. И теперь, когда все позади, я имею возможность есть.
— Конечно. Во всяком случае, можете глотнуть оливкового масла.
— Вот так еда! Мне говорили, что оливковое масло имеет замечательный вкус.
— Пейте его, сколько хотите. Конечно, периодически будет нужно делать очищение метаболической камеры, как вам известно. Досадная необходимость, я бы сказал, но неизбежная.
— Досадная необходимость, но только в настоящее время, — сказал Эндрю, — можно ведь сделать метаболическую камеру самоочищающейся. У меня уже есть некоторые идеи на этот счет. И еще кое о чем.
— Еще кое о чем? — воскликнул Магдеску. — О чем же?
— О модификации для питания твердой пищей.
— Но в твердой пище есть элементы, не поддающиеся расщеплению, Эндрю, неудобоваримые ингредиенты, их надо выбрасывать из организма.
— Мне это известно.
— Тогда вам придется обзавестись анусом.
— Его эквивалентом,
— Эквивалентом, конечно... Что еще собираетесь вы проделать с собой, Эндрю?
— Все.
— Все?
— Все, Элвин.
Элвин подергал себя за бородку и приподнял одну бровь:
— И половые органы тоже?
— А почему бы нет, Элвин, а?
— Но не собираетесь же вы каким-то образом приспособить себя к самовоспроизводству. Это просто невозможно, Эндрю.
Эндрю чуть заметно улыбнулся:
— Насколько мне известно, люди пользуются половыми органами не только для того, чтобы воспроизводить свой род, порой они ни в малейщей степени не заинтересованы в этом. А для самовоспроизводсгва они практически используют их один раз или два за всю свою жизнь в лучшем случае, а остальное время...
— Да, — сказал Магдеску, — знаю.
— Поймите меня правильно, — продолжал Эндрю, — я не собираюсь вступать в половые сношения с кем-либо. Сомневаюсь, чтобы я захотел этого. Но у меня должны бьггь все анатомические признаки человека. Я рассматриваю свое тело как канву, по которой я намерен вышивать...
Он не закончил фразу.
Магдеску смотрел на него в ожидании следующего слова. Поняв, что продолжения не последует, он сам закончил его мысль, и на этот раз он произнес то слово, которое за день до операции не мог выдавить из себя.
— Человека, Эндрю?
— Да, человека. Может быть.
Магдеску сказал:
— Вы разочаровываете меня. Это такая жалкая цель. Вы сами, Эндрю, лучше любого человека. Вы совершеннее во всех отношениях. Ваше тело, такое, как оно есть, не подвержено заболеваниям, само поддерживает в себе жизнь, само восстанавливается, оно почти неуязвимо, это сказочный образец биологической инженерии. Ни в каких улучшениях оно не нуждается. Но нет, вам почему-то хочется принимать совершенно бесполезную пищу и затем найти способ испражняться, вам зачем-то понадобились половые органы, хотя вы не способны к продолжению рода и вас не интересует секс. А потом вы пожелаете, чтобы ваше тело пахло, чтобы зубы портились... — Он горестно покачал головой. — Не знаю, Эндрю. Мне кажется, вы стали многое терять с тех пор, как погнались за органической жизнью