Гроза стихла, когда уже стемнело. Ладно, я уже взрослая, а тем более, ведьма. Пусть и пока еще ненастоящая. И у меня есть очень важное преимущество — я живая. В отличие от Мадлен.
Я попросила мисс Куинн наполнить для меня ванну и стала готовиться ко сну. Переоделась в длинную голубую сорочку, расчесала волосы. Если бы Трэвор был дома, я бы… пришла к нему в комнату, забыв о смущении и стыде.
Войдя в купальню, увидела Мадлен. Да уж, этого следовало ожидать. Она стояла около ванны, сверля меня черными глазами.
— Я не боюсь тебя, — сказала я как можно тверже, хотя руки дрожали.
А на бледном лице появилась вдруг улыбка.
— Ты такая же, как я.
Услышала я шепот, хотя губы призрака не двигались.
— Я живая. Живая!
— Ты ничего не можешь!
Снова шепот, больше похожий на змеиное шипение.
— Я хочу помочь тебе, Мадлен, — сказала я, протягивая к ней руку. — У меня получится, уверена. Я смогу…
Мадлен вдруг взмахнула руками, и из ванны на меня хлынула черная густая жидкость, в которую почему-то превратилась вода. Я закричала, видя себя в зеркало, с ног до головы испачканную. А в голове звучал мерзкий смех.
— Я тебя уничтожу, гадина! — закричала я, выбегая из купальни.
Схватила с кровати полотенце и принялась стирать с себя липкую грязь, дрожа и захлебываясь слезами. Дверь вдруг распахнулась, и в комнату вбежал Трэвор.
— Стэфани, ты кричала!
Мне захотелось броситься на шею, но я вовремя вспомнила, что вся перепачкана.
— Детка, что с тобой? — спросил мужчина, потрясенно глядя на меня.
— Это она…
Трэвор забрал из моих рук полотенце и кинул на пол, а потом обнял меня за плечи, не боясь испачкаться, и повел меня из комнаты.
— Успокойся, милая, я с тобой, сейчас все пройдет, — шептал он.
Мужчина привел меня в свою комнату, завел в купальню. Его ванна была заполнена.
— Я недавно приехал, думал, ты спишь. Не хотел оставлять тебя одну в доме на ночь…
Я стояла, всхлипывая, перед ним и чувствовала себя совершенно несчастной. Трэвор принялся стаскивать с меня безнадежно испорченную сорочку, а я не чувствовала ни смущения, ни стыда. Его руки дрожали, когда он бережно поднял меня и опустил в горячую воду. Я обхватила колени руками, закрываясь от него, но Трэвора, похоже, сейчас меньше всего волновали мои прелести. Он взял мочалку, намылил ее и стал осторожно смывать с меня грязь.
— Сейчас все исправим, — шептал он.
Он прикасался ко мне необычайно бережно и нежно, будто боясь навредить, напугать. Я могла бы это сделать сама, но сейчас мне не хотелось его отталкивать. Трэвор был нужен мне, как никогда прежде. Он смыл грязь с волос, со спины, а потом положил руку мне на плечо.