Двое ребят из его города учились в этот период в Минске. Когда летом, сдав сессию, они приезжали на каникулы домой, Ахмед не мог удержаться, чтобы не навестить их. Он смотрел фотографии, слушал про учёбу, про студенческие курьёзы. Он сам не знал, чего ожидал от этих бесед, но расспрашивал их обо всех мелочах. Ходит ли автобус номер пятьдесят семь тем же маршрутом, по сколько человек расселяют в комнаты? Узнать в итоге удавалось только одно: Минск стоит на том же месте, почти не изменился, и ребятам там было очень здорово. Этот тур в ностальгию повторялся каждый год. Через три года он узнал от одного из них, проходящего специализацию по офтальмологии, что у профессора Кофермана случился инсульт. Он лежит дома и неизвестно, сможет ли восстановиться. Ахмеду стало стыдно за мысль, промелькнувшую у него в голове: «Может тогда Анжела станет свободной? Но ведь ещё есть тётя Циля! И профессора наверняка поднимут на ноги, при его-то заслугах». Он ужаснулся своим мыслям. Нет, пора её забывать, тем более что он уже долгое время ничего про неё не знал. Возможно, она уже давно замужем и счастлива. Скорее всего, это так. И с чего он взял, что она тогда сказала правду? Разве нормальная женщина, идя на такой шаг – родить от любимого мужчины, не найдет возможности потом сообщить ему об этом? Он и номер телефона оставлял. Нет, хватит быть мямлей, надо забывать её и строить свою жизнь.
Вот и к нему самому всё невесты похаживают. Правда, если говорить честно, то зазывает их неугомонная мама, как бы ненавязчиво, на чашечку кофе. Мама, бедная мама, если бы ты знала, как сложно полюбить женщину, имеющую словарный запас из ста слов, причем из них двадцать про кулинарию, ещё двадцать про покупки, ну и остальные, по нескольку из каждой области. Или охающее нежнейшее создание, совсем беспомощное, неопытное и требующее постоянной защиты. Ну вот что с ними потом делать? Особенно после Анжелы, чья смелость, верность и стойкость вызывали всегда огромное уважение у Ахмеда, а уж про эрудицию и воспитание говорить нечего.
«Наверное, всё-таки замуж вышла. – с тоской опять подумал он. – Тогда ведь весь курс добивался её!»
Если бы Анжела слышала его сейчас, она бы умерла со смеху! Такая же однолюбка, как и её отец, тяжело пережив расставание, она после рождения сына полностью погрузилась в его воспитание. Младенец занял все её мысли, её сердце и разум. Сидя в декрете, она измучила всех режимом дня Имада, его правильным питанием, закаливанием и массажем. Проутюжено с двух сторон было всё, кроме пустышки и самого малыша. Профессорский кабинет, как, впрочем, и все остальные комнаты, украшали гирлянды перестиранных марлевых подгузников.