Желая хоть как-то оправдаться, Василий Голицын поступил традиционным образом – свалил вину на другого. Был пущен слух, что степь подожгли люди гетмана Самойловича, которому не хочется воевать.
Голицын приказал арестовать Самойловича и выбрать нового гетмана. Выступая перед старшиной, князь намекнул, что удобным для Москвы кандидатом является генеральный есаул Иван Мазепа (есть сведения, что Мазепа дал оберегателю взятку в десять тысяч рублей). Так власть на Украине вместо послушного московского ставленника получил честолюбивый, хитроумный и сильный вождь, про которого казаки скоро будут говорить: «От Богдана до Ивана не було у нас гетьмáна».
Однако найти козла отпущения было мало. Оставались обязательства перед союзниками, а еще насущней была необходимость восстановить репутацию перед собственным народом. Права Софьи на власть не оспаривались, пока дела шли более или менее гладко, но при всякой неудаче естественным образом возникал вопрос: зачем нужна сомнительная, да еще плохая правительница, если есть законные государи, притом не детского возраста? Пусть Иван нездоров, но Петру уже шестнадцатый год – цари Михаил, Алексей и Федор в свое время были не старше.
Эти пересуды нужно было заглушить громкой победой.
Ко второму Крымскому походу теперь готовились тщательнее, целых два года. Выступили в самом начале весны 1689 года, чтобы молодую траву было трудно поджечь. Войска собрали еще больше – 112 000 одной только московской рати, не считая украинцев.
Вроде бы и момент был подходящий: в Стамбуле произошел переворот, султаном стал вялый Сулейман II, так что нападения турок опасаться не приходилось.
Но фортуна явно не благоприятствовала Голицыну. Если в 1687 году он выступил слишком поздно, то теперь слишком рано. Войско угодило в мартовские стужи и метели, из-за чего много людей померзло, а продвижение сильно замедлилось.
Тем не менее в середине мая армия оказалась у Перекопа. Голицын почему-то был уверен, что достаточно явиться к воротам Крыма, и хан сразу капитулирует. Но крымцы наскакивали на русский лагерь, уклоняясь от генерального сражения, а сдаваться не сдавались.
Снова началась жара, пресной воды вокруг не было. Перешеек укреплен стеной и рвом, без штурма не прорвешься, а прорвешься – с той стороны простирается такая же безводная крымская степь.
Голицын вступил в переговоры, затягивать которые было нельзя. Татары-то никуда не торопились, а положение огромного русско-украинского войска с каждым днем делалось всё бедственней.
Так и повернули назад, ничего не завоевав и никого не победив. На обратном пути множество ратников погибло от жажды и от сабель татарской конницы. Умирали лошади, приходилось бросать повозки.