Стас глянул на нее исподлобья:
— Все по-старому. А как детишки? Хорошо себя вели?
Жмурясь и розовея, некоторое время Инга боролась с приступом смеха, после чего очень серьезно и даже с грустью спросила:
— Сколько бы ты хотел иметь детей?
Стас досадливо поморщился, уткнулся в пустую уже тарелку.
— А я двоих, — совсем тоскливо поведала Инга.
Тут зазвонил оставленный в куртке сотовый.
— Спасибо за ужин! — Стас вскочил, суетливо сунул посуду в раковину умывальника и поспешил в прихожую.
Пока он, перейдя в гостиную, разговаривал с Олегом, Инга мыла тарелки, лишь на секунду вспомнив о ненависти к этому делу, и все думала: могла ли она еще месяц назад представить себе, что не просто встретится с этим странным Петраковом, но и будет жить у него, готовить ему, наконец, спать с ним?
«Любопытно, а что он думает обо всем происходящем с нами сейчас?»
Почти ничего. Стас воспринимал случившееся словно сквозь сон — настолько ирреальным ему это казалось. Самое главное — бессмысленным: ничем путным этот театр абсурда закончиться не может.
Но соблазнительница ночь вновь сблизила их, заставив отбросить все раздумья на потом…
— Что это было? — спросила Инга, все еще тяжело дыша, коснулась кончиками пальцев пунцового треугольного шрама под его коленом.
— Осколок… — в горле его клокотнуло; всякий раз при этом слове в памяти всплывал запах гниющего мяса.
— Ты воевал там? — в ее голосе послышалась раздражающая никчемностью жалость.
— Давай спать.
— Давай, — Инга посопела, ворочаясь, наконец, не выдержала. — Стасик, ты только не обижайся, пожалуйста!
— Ну что еще? — буркнул он уже в полудреме.
— Я песика съела.
— Чего?!
— Ну, марципанового. Ковыряла снизу, ковыряла… А потом как будто бес попутал!
* * *
В Питере полно злачных районов. То место, куда привезли Радченко, было не из худших: типичный квартал обшарпаных панельных «хрущовок» с замусоренными дворами между ними. Приютившийся в подвале одного из домов ломбард тоже ничем особенным не выделялся. Сейчас только нетипично многолюдная толпа зевак окружала ржавый навес над ведущей вниз лестницей.
Майор нырнул под пролетом низковатой двери в сумрачный, пахнущий старьем зальчик. Метров шесть в длину, три — в ширину. Посередине — продольный разрез из досчатого прилавка с металлической решеткой над ним.
«Есть в этом что-то тюремное», — подумал Радченко, осматривая выкрашенные в бледно-розовый цвет стены помещения.
Навстречу ему шагнул местный участковый.
— Хасьянов, — буркнул он устало, протягивая руку. — Вы — Радченко?
— Да, — майор провел коротким взглядом по морщинистому лицу все еще носившего лейтенантские погоны пожилого, по сути, человека и продолжил осмотр. — Свидетелей, конечно, нет.