— Ладно.
* * *
Общежитие сотрудников Всероглавштаба гудело пчелиным ульем. Только в комнате заведывающего библиотечным отделом, Эдуарда Иосифовича, было тихо. Он сидел, поджав свои короткие ноги под стул и упираясь круглым животом в край стола. Толстые пальцы его нервно крутили бумажные шарики.
— После такого успеха твоих концертов и заметки, которую ты поместил в «Известиях», тебе нечего бояться, — говорил он развалившемуся в кресле Вацлаву Казимировичу, — но вот эти твои дела… я совершенно не знаю, как тебе помочь.
И его заплывшие глазки беспокойно забегали по комнате.
— Неужели вы думаете, дядя, — нарочно растягивая слова, произнес племянник. — что я только затем приехал из Батума, чтобы играть перед этой сволочью на скрипке и давать дурацкие заметки в газеты. Не забудьте, что ваше согласие помочь нам дано в письменной форме и цело.
Не забудьте, что ваше согласие помочь нам дано в письменной форме и цело.
— Да… но тогда Деникин был под Орлом, я думал…
— Вы в наших руках, вот так, — и, вскочив, он до боли сжал своими длинными тонкими пальцами пухлую руку старика. — Вот так, поняли? Вы забыли свою родину, честь! Вы должны искупить свою службу у большевиков. Одним словом, — продолжал он уже более спокойно, — нас мало интересуют ваши мысли и расчеты, нам важно ваше положение, ваши возможности. Ну, а затем, вы получите, разумеется, известное вознаграждение за свой риск, сможете переехать заграницу. А если нет, — угрожающе закончил он, — то ведь мне исчезнуть отсюда не трудно, а ваше письмо мы перешлем в Чека.
— Да… но тогда Деникин был под Орлом, я думал…
— Вы в наших руках, вот так, — и вскочив, он до боли сжал своими длинными тонкими пальцами пухлую руку старика, — вот так. Поняли. Вы забыли свою родину, честь! Вы должны искупить свою службу у большевиков. Одним словом, — продолжал он уже более спокойно, — нас мало интересуют ваши мысли и расчеты, нам важно ваше, положение, ваши возможности. Ну, а затем, вы получите, разумеется, известное вознаграждение за свой риск, сможете переехать за границу. А если нет, — угрожающе закончил он, — то ведь мне исчезнуть отсюда не трудно, а ваше письмо мы перешлем в Чека.
— Ну что ты, что ты, Вацлав… Я ведь вовсе не говорю… Только трудно… А я готов… конечно…
Он дрожал и его полное, сразу обмякшее и побледневшее лицо было отвратительно.
Племянник презрительно скривил губы и снова, усаживаясь поудобнее в кресло, протянул:
— Ну, вот, так-то лучше. А трудности тут никакой нет. Ключи от шкафа с секретными сводками ведь у вас?
— У меня. Но как же?!