— Я, Шкряба, только в одно не въезжаю, — доверительно вещал взводный младшему товарищу, — ты к человеку, как к человеку, а он? Ты ему, шнырю, нагоняешь в уши, чтоб одним моментом все блестело, как хрен на блюде, а у него? Не, Шкряба, с такими бойцами нам до победы еще далеко… С таким войском, Шкряба, нам до победы как до метрополии на карачках…
— Да они опухли, бугор! Как есть без балды — опухли! — наконец догадался Шкряба.
Он вихляющейся походкой прокатился к Цезарю и моментально отвесил ему тяжелый пинок под зад.
Цезарь дернулся, но стерпел. Он уже рассказал мне — до штрафбата провел в заключении почти год, а там привыкаешь воспринимать блатных, как неизбежное зло. Несколько раз измордуют до полусмерти всем скопом, потом перестаешь обращать внимание на такие мелочи, как пинки и тычки…
Я подумал, что настала пора вмешаться. Если мы, солдаты, все равно собираемся проводить перевыборы руководства, то почему не теперь? Ротный Куница уже успел намекнуть нам, вновь прибывшим, что с большим удовольствием увидел бы в качестве младших командиров солдат — ветеранов, но «инициатива» должна идти снизу. Комбат Диц твердо придерживается мнения руководства, что только неформальные лидеры способны повести в бой штрафную массу. И кто это будет — ему, мол, от фонаря до лампочки.
Куница, конечно, не говорил всего, но я понял, что комбату действительно по фигу, в чьей руке кнут, лишь бы стадо покорно слушалось пастухов. Ввиду особенностей натуры, Диц, полагаю, испытывал особое, извращенное удовольствие, зная, что штрафники издеваются сами над собой…
А самое главное — я просто разозлился!
Выкинув в мойку недокуренную сигарету, я спустил ноги с подоконника. Мне даже не пришлось ничего говорить, они сами с готовностью пошли на конфликт. Еще одно, лишнее подтверждение того, что время перемен назрело, как прыщ на заднице…
Шкряба, словно ждал этого, резво развернулся ко мне:
— А ты чего дергаешься, служивый?! Ты чего, самый бурый здесь?! Тоже захотел по сопатке?! Сейчас оформим на раз и два!
Зубы он чистил плохо, и это чувствовалось даже на расстоянии. Впрочем, глядя на его меленькие, реденькие, буро — желтые зубки, поневоле согласишься с тем, что подобную погань и чистить-то противно…
— Пошел вон, дурак! — сказал я ему. — Секунда на размышление — и больше ты здесь не воняешь!
по-моему, достаточно ясно и доходчиво.
— Бугор, ты слышал?! Не, ну ты слышал, бугор, как он базлает?! — Шкряба, распаляя сам себя, наливался гневом, как жаба мутью.
Бугор слышал. И понял. И отреагировал достаточно оперативно, тут же напружинившись в мою сторону. Одна его рука мгновенно нырнула за спину. Сто против одного, что в ней притаилось что-нибудь колюще — режущее.