— Я приехал к хану вашему по особливому делу. Ведите меня к нему!..
— Много чести для тебя будет, собака, на лицо великого хана взирать! — закричал воевода, заподозрив в говорившем отчаянного человека, способного на всякое дело. — Пресветлейший сагеб-керем повелел таких людей, как ты, мечом сечь и огнем жечь. А посему одна дорога тебе — в ад, где мучаются псы неверные!.. Не посол же ты князя русского? Послы не так ездят…
— Не посол я, я враг великого князя московского, — со значением вымолвил русский, в котором можно было узнать Рогача, приводившего свой коварный план в исполнение. — А приехал я для того, чтобы вашему хану дорогу на Москву указать… и все рассказать о Русской земле. Так и скажите ему, что важную весть я привез…
Воевода нахмурился и плюнул.
— Так, значит, изменник ты? А изменников мы не жалуем! От изменников правды не жди…
— Нет, не изменник я, — торопливо возразил Рогач и постарался объяснить татарину, что между Москвою и Великим Новгородом существует громадная разница, что вредить Москве для новгородца не составляет измены, и в конце концов так убедил воеводу, что тот признал его желание предстать перед лицом владыки мира заслуживающим уважения и повел Рогача к ханскому шатру.
Новгородец был спокоен. Точно лед какой оковал его сердце: ни страха, ни трепета не чувствовал он, шествуя на страшный суд (как он мысленно называл свое вероятное свидание с Тамерланом). Речь его к великому хану была заранее приготовлена. Недаром он «складывал» былины, отличавшиеся замечательною благозвучностью, — Тимур был бы очарован его красноречием, если бы ему, Рогачу, удалось увидеть грозного завоевателя.
«Не ударю лицом в грязь, — думал новгородец, проходя по монгольскому стану, наполовину уже погруженному в сон. — Запущу соловья в зубы. На то я и гусляр-сказитель, чтоб небылицы в лицах представлять… Удружу Москве злодейской!..»
В стороне послышались стоны. Рогач посмотрел туда и увидел до десятка молодых, совершенно обнаженных женщин, избиваемых двумя воинами. Воины размахивали ножами и погружали их в груди несчастных, падавших со стоном на землю… Зрелище было омерзительное. Даже Рогач был потрясен.
— Что это? — невольно сорвалось у него с языка, когда воевода мельком поглядел на извергов и равнодушно пошагал дальше.
— Поганые русские девушки, — был ответ. — В Ельце-городе взяты были… Наши эмиры да князья забавлялись…
— Чего ж ради убивают их?
— Завтра в поход идем, так они мешать станут. Ну, и отдали воинам…
«Ах басурмане! — мысленно выругался Рогач, не потерявший еще способности сочувствовать чужому горю. — Отольется вам кровь христианская! Вот погодите ужо…».