Останавливаюсь напротив черно-белого, выцветшего снимка и наклоняю голову. На меня смотрит молодая, улыбающаяся девушка со светлыми волосами. Рамона Монфор. Не знаю почему, но внутри меня все холодеет. Касаюсь пальцами стекла, прикусываю губу. Я никогда не думала, что у моей семьи есть тайны; что за стенами скрываются секреты. Мне казалось, мы вполне обычные. Нервная мама, молчаливый отец, надоедливая сестра. Разве таких мало? Они везде и всюду. Куда не взгляни, все живут одинаково. А тут оказывается, за пеленой обыденности скрывается целая история поколений. Милый, маленький город и слухи, предубеждения. Клеймо, о котором моя мама никогда мне не рассказывала.
— Рамона говорила, люди слишком глупы, чтобы быть счастливы. — Протягивает тетя Норин, и я невольно вздрагиваю. Как она так неожиданно оказалась рядом? — Прости, я не хотела тебя напугать.
Да? Потому что мне кажется, все только этим и занимаются: хотят спровоцировать у меня сердечный приступ. Откашливаюсь и выдыхаю.
— Она не похожа на сумасшедшую, — у девушки огромные глаза. Добрые. Я бы хотела с ней познакомиться. Возможно, она смогла бы ответить на все мои вопросы.
— Скажем так, Рамона отличалась от других.
— Разве это делает людей ненормальными?
— Это делает их одинокими. — Тетя Норин вновь нервно потирает шею и переводит на меня пронзительный взгляд. — А когда люди одиноки, они сами на себя не похожи.
В какой-то момент горло ее свитера опускается, и я случайно замечаю татуировку. У меня, наверняка, глаза на лоб лезут. Никогда бы не подумала, что тетя Норин добровольно согласилась на тату! Вот это да.
— Последствия бурной вечеринки? — Удивляюсь я, вскинув брови.
Норин не сразу понимает, о чем я. А когда понимает, бледнеет и неуклюже опускает руку. Может, потому она постоянно и носит свитера под горло? Скрывает татуировку. Так и не поверишь, что я действительно заметила нечто подобное на коже этой женщины.
Тетя Норин правильная и гордая особа, жизнь которой подходит для героев романа о средневековье. Она вкусно готовит, красиво говорит, много читает, играет на фортепиано. Она педантична и непоколебима, как и все персонажи в книгах Жульетты Бенцони! Разве она могла дать добро на тату в виде перевернутого треугольника?
— В молодости мы совершаем ошибки. — Наконец, отвечает она, растянув губы. Но на улыбку это совсем не похоже. Мне даже становится жутко. — Я много чего натворила.
Это уже совсем не смешно. Я хочу съязвить, но вместо этого не могу шевельнуться.
— Ты хороший человек.
Мы смотрим друг на друга. Норин словно говорит: я знаю, что ты сомневаешься; что ищешь ответы на вопросы, о которых лучше было бы забыть. Она касается пальцами моих волос, заправляет их назад. Продолжает глядеть мне прямо в глаза и шепчет: