Подсебякин пропустил это замечание мимо ушей.
— Второго июня он выпил при исполнении служебных обязанностей и оскорбил женщину.
— При исполнении служебных обязанностей? — переспросил Квашнин.
Подсебякин надулся.
— Каждый моряк на судне всегда при исполнении служебных обязанностей.
— Ну, хорошо, второго июня, это мы знаем, а ещё? — потеряв терпение, спросил секретарь.
Подсебякин, помрачнев, стал листать бумаги.
— Так как же, отвечайте, товарищ Подсебякин.
Тут Арсеньез не выдержал и поднялся.
— Не пил я больше, товарищ Квашнин.
Ему было нелегко. Ещё бы! Не так давно здесь он целый час с секретарём говорил про льды…
А Подсебякин продолжал, ничуть не смутившись:
— Так вот, суммируя прошлое с настоящим, мы пришли к выводу: лишить капитана Арсеньева политического доверия.
— Что это значит и кто это «мы»? — снова раздался голос одного из членов бюро. — Натаскали всего!..
Подсебякин опять не ответил.
Квашнин взял из дела ещё одну бумажку и показал соседу. Тот прочитал и кивнул головой.
— Кто разрешил повару наводить справки о советском человеке у иностранца? — спросил Квашнин.
Подсебякин молчал.
— Товарищ Подсебякин, — спросил секретарь обкома, — что, по-вашему, должен делать начальник отдела кадров? Обязанности. Главное.
— Искоренять…
— Что искоренять?
— Негодные кадры.
Тут все зашумели, и Подсебякин сел…
— Плечами эдак пожимает: видать, не ожидал такого оборота, — заканчивал своё повествование Арсеньев. Я на своего дружка, начальника пароходства, посмотрел — красный сидит: подпись-то его на характеристике. Подсебякину на этот раз волей-неволей пришлось себя раскрыть. На бюро не отмолчишься. Квашнин-то небось сразу распознал его с головы до ног.
Арсеньев замолчал.
— А вообще с работой как? — спросил Фитилёв.
— Ушёл, батя, я из пароходства, — тяжело вздохнул Сергей Алексеевич. — По глупости ушёл. Теперь не поправишь. Кровь в голову бросилась, — разволновался Арсеньев, — плюнул я тогда и сгоряча заявление подал… А тут ещё Преферансова в коридоре встретил. Он руки не подал, а как-то бочком подошёл. «Товарищ Арсеньев, — говорит, — ваши ледовые рекомендации кажутся мне порядочной чепухой. Сомневаюсь, стоит ли на самолёт деньги тратить. Навертели дел, а сами в кусты! Как теперь будет с аэрофотосъемочкой?» Так и сказал — «с аэрофотосъемочкой».
В комнату, шлёпая мягкими туфлями, вошла Ефросинья Петровна. Она принесла два стакана крепкого чая, сахарницу и нарезанный тонкими ломтиками лимон.
— Хороший народ в обкоме, — сказал Фитилёв, когда шаги Ефросиньи Петровны затихли.
— Да, народ хороший… Ну, а потом я узнал, что Квашнин спрашивал про меня у начальника пароходства. «Напрасно отпустили Арсеньева, — сказал он, — потеряли хорошего капитана». Квашнин — настоящий человек. А вот Подсебякин… Где уж, как не на бюро обкома, коммунист должен говорить только правду!