Отрицательно мотнув головой, напряженно смотрела на брата.
— Понятно, — он вздохнул а потом начал монотонно перечислять: — Глаза темно-голубые, да, темно-голубые, почти синие, волосы каштановые, или черные?
Задумчиво прищурившись, решил:
— Почти черные. Кожа темнее, ты же помнишь со своей мучилась? Сгорала постоянно? Поздравляю, сейчас не будешь. И ты… мелкая! Мариш, сколько тебе лет?
— Макс?
— В смысле, м-м-м, сколько лет э-э-э… — он застопорился, вздохнул и выдохнул: — Сколько лет этому телу?
— Не знаю, Глеб сказал, на пятом курсе истфака учусь.
— Значит где-то двадцать два — двадцать три. Ага… Выглядишь лет на восемнадцать. А кто такой Глеб?
— Жених, — при упоминании Глеба, лицо непроизвольно перекосило.
— Мариш? Не хочешь рассказать? — Макс снова сел на кровать и наклонился ко мне ближе, пристально всматриваясь в глаза.
Вздохнув, отвела взгляд и прошептала:
— Ты не поверишь…
— Рассказывай!
Пять минут спустя Макс хмуро взирал на меня с высоты своего роста, а чтобы скрыть раздражение, ходил из угла комнаты в другой угол, от стены к другой стене. У него получалось ровно пять шагов, и как бы я не считала, выходило ровно пять.
— Млять, Мариш! Тебя ни на минуту нельзя оставлять одну! Жениха какого-то подцепила непонятного! Да к тому же… как он узнал, что это не она? Он ненормальный? — Макс внезапно остановился, на четвертом шаге и требовательно на меня посмотрел.
— Не знаю. Я спросила, он промолчал.
— Черте что. Только от одной сволочи избавились, вторая на горизонте появилась. Мариш! Да я с ума скоро сойду!
— Максик?
Он закрыл глаза и глубоко задышал, и только через пару минут сказал уже более спокойным голосом:
— Прости, мелкая! Прости! Я…
— Так, молодежь, пятнадцать минут истекло, — баб Зина, верная своей привычке, подбоченясь, грозно осмотрела палату. — Освобождаем помещение. Больной нужен отдых. Режим никто не отменял.
— Баб Зина? — жалобно протянув, скосила глаза на брата. Тот тоже хотел что-то сказать, но почему-то промолчал.
— Нет, лиса. Никаких баб Зин. Давайте молодой человек, на выход.
— Ма…
— Макс! — испугавшись, что брат по привычке произнесет мое имя, решительно его перебила. — Я рада, что ты зашел.
— Я тоже, мелкая, я тоже, — в глазах брата мелькнула нежность. — Я рад что ты жива.
Брат ушел, а я, вздохнув, посмотрела на хмуро взирающую на меня сиделку:
— Поклонник?
— Нет, — уверенно качнув головой, усмехнулась. — Друг. Просто друг.
И уже про себя добавила: самый лучший, самый близкий. И хоть он сейчас пребывал явно не в самом благодушном настроении, но я чувствовала, я знала, он все равно меня любит.