Они спустились, обошли и нашли вход. Позвонили - никого. Стукнули - нет никого. "Дура, - сказал Аввакум, - сводня". - "Ты постучи", - сказала Сана. Он по башке стукнул дверь, и еще раз.
- Слышишь, стучат, - сказал Чящяжышын.
- Не сюда.
- К нам стучат, во входную дверь. Аввакум зачем-то позвонил условным звонком. Потом надавил на кнопку и держал так больше минуты, а потом еще больше.
- Слышишь?
- Теперь слышу, - сказал Отматфеян, - звонят.
- Пойти посмотреть, что ли?
- А куда старуха-то делась?
Чящяжышын встал и пошел посмотреть. Как раз Аввакум еще раз стукнул. Чящяжышын открыл. Сана с Аввакумом увидели вместо старухи Чящяжышына.
Он сказал им, что он не сторож, а старухи-сторожа нет; они сказали, что снимают у старухи, а ее дома нет.
- Постойте здесь, - сказал Чящяжышын, - я сейчас приду.
Он вернулся в комнату к Отматфеяну.
- Там какая-то девица со своим приятелем, чего-то я ничего не понял, какой-то ключ им надо у старухи взять, старухи нет.
- Так гони их, - сказал Отматфеян.
- Нет, они вроде у нее снимают, а ее дома нет.
- Ну и что?
- Откуда я знаю, пойди сам и посмотри.
Отматфеян вышел. То, что он увидел, было не то, что он вышел. И то, что он вышел, было не то, что он увидел. Это было сразу то, что он вышел и увидел. Впотьмах. Он сразу узнал, ну и что, впотьмах.
- Здрасьте, - сказала Сана.
- Кого вам? - спросил Отматфеян.
- Вы сторож? - спросил Аввакум.
- Сторожа нет, что еще? - сказал Отматфеян.
- Больше ничего, - сказала Сана.
- Ничего, так ничего, - ответил Отматфеян.
- Пойдем, - сказала Сана Аввакуму, - "два педераста, не видишь", - "а что же ты, блядь, по ночам ходишь!" - сказал Отматфеян.
Он сказал это громко, но на самом деле он это сказал про себя, потому что про педерастов Сана тоже сказала про себя, но он это слышал, но она это слышала.
- Извините тогда, - сказал Аввакум.
- Да ничего, - сказал Отматфеян, - вы жене знали. Ушли.
- Опять к морю! - сказала Сана.
- Мы же к морю приехали.
Они пришли туда, куда приехали. "И зачем мы сюда приехали?" - "Смотреть". - "Сам смотри". Аввакум смотрел. То, на что он смотрел, было больше слышно, чем видно. Море было для ушей, невыносимое для глаз. Зима - это когда солнце дальше. Тогда и люди дальше от того места, от которого солнце дальше. Тогда в метро все время лето, в час пик - разгар.
Никто не купался. В воде не было социальных различий. Даже по плавкам определить было нельзя, потому что они тоже в воде, их не было в воде. Полное социальное равенство. Республики смешались на пляже. Ссорились, кто лучше: грузины или армяне, Москва или Ленинград, мясо или капуста, душа или тело: "А я считаю, что Ленинград ближе к Москве, чем Москва к Ленинграду". - "А я считаю, Москва ближе к Ленинграду. От Москвы до Ленинграда ближе, чем от Ленинграда до Москвы, и лучше". - "В смысле "лучше"?" - "А от Ленинграда до Москвы - хуже". Хуже в смысле дальше, лучше в смысле дешевле, интеллигентнее в смысле чище. Без смысла.