— У меня Люся из старых рубах наволочки шьет. В японском журнале вычитала полезный совет.
— Японцы народ практичный. Из всего выгоду сделают. Вон как в технике выскочили.
— Транзисторы у них хорошие.
— А машины! Едет такая «Тоета» — фу-ты, ну-ты! — Игорь Антонович вспомнил своего «Москвича» и вздохнул.
— Мы похлеще умеем делать. Только у нас трудности.
— Ты-то послевоенный. А я помню и голодуху, и разруху. И как хозяйство восстанавливали. Молодые этого не знают. Они на готовом выросли.
— Матушка на праздник картофельные блины пекла. Тогда казалось, ничего вкуснее нет.
— На прошлой неделе у нас в гастрономе омаров продавали. Во льду. Изысканная вещь! Дороговато, конечно. Не вобла какая-нибудь. Буржуазный деликатес. Кое-кто по три кило брал, представляешь?
— В этом омаре одна оболочка, а мяса — грамм. Я знаю, меня товарищ угощал. Наши крабы не хуже.
— Лучше!
Мужчины мечтательно затихли.
— О! — вспомнил Федя. — У меня ж квас в холодильнике имеется. Желаете?
— Из холодильника боюсь. Заболею в два счета. Потом таскайся по врачам. Хотя… давай по глотку.
Трехлитровая банка темного квасу отпотевала посреди стола. Недоеденные щи в двух тарелках подернулись жировой пленкой. Мужчины рассуждали.
— А вот один писатель, — вспомнил Игорь Антонович, — рассказывал у нас на вечере. Значит, пригласил его какой-то канадец к себе на виллу. Показывает нашему свой дом, хозяйство. Вот, говорит, гараж. В нем три машины: моя, жены и сына. У каждого, значит, по автомобилю. Еще, говорит, у меня маленький фургон есть для хозяйственных целей.
— Во живут! — заметил Федя.
— Буржуазия. У них так.
— Ну и дальше чего?
— Потом этот капиталист показывает: вот у нас столовая, вот спальня, вот зала для гостей, вот мой кабинет. Комнат десять показал. А нашему писателю обидно стало, и он говорит: у меня тоже и кабинет, и спальня и все другое есть. Только между ними перегородок не поставили.
— Я этот анекдот сто лет знаю.
— Вовсе не анекдот, — запротестовал Игорь Антонович. Смешно, конечно. Но я же своими ушами слышал.
— Писатель — он же сочинитель. То есть выдумщик. Выдумает, запишет. А мы читаем и верим.
— Не скажи! Вон Лев Толстой как писал. Все правда! Мне на пятидесятилетие подарили его книгу. Мы с Тоней вслух читали. Очень проникновенно.
— То Лев Толстой. А то — какой-нибудь Фитюлькин.
— Фитюлькина не читай.
— Как же не читать, если он в продаже всегда, а Толстой никогда? Дефицит.
— Что верно, то верно. Дефициту нема. Забурел народ. Подай ему это, подай то. Да все чтобы высшего сорта.
— За что боролись, — заметил Федя.